— Поговорим, Петр Панкратыч! В присутствии…
— Ветерана, — подсказал Рустем.
— О том же? — спросил Панкратов.
— О том же, — чрезвычайно сухо ответил Ильдар.
Панкратов сердито ткнул кулак в пухлую небритую щеку, задумался. И — глянул на Рустема.
— Ты в курсе?
— Примерно.
— Кто разрешит так работать? Кто станет обеды возить? Кто будет песенки петь? Кто будет платить за песенки? Но главное — для чего это? Кто нас торопит? Где та необходимость, ради которой стоит затевать сыр-бор?
— На Магнитострое так делали, — хмуро сказал Ильдар, — на мировом гиганте.
— Не знаешь ты, что такое был Магнитострой.
— Не знаю, — усмехнулся Ильдар. — Георгий Степанович — мой друг, и он работал на Магнитострое, и я не знаю… хе!
Панкратов промолчал.
— У нас же, знаете, какой будет мировой гигант! Вы только послушайте, что рассказывает Георгий Степанович!
— Н-ну, — бормотнул Панкратов, — я не мечтатель, рассказывать легенды не умею. А спросить могу: зачем? кому это нужно? Никому это не нужно.
— Кому это никому?
Панкратов хныкающим голосом пожаловался Рустему (и тот кивнул ему слегка):
— Мальчишки, ей-богу!..
Ильдар побледнел, отскочил к двери, крикнул оттуда:
— Не понимаете… не понимаете! Бюрократ… жирный бегемот! Мы все равно…
Панкратов зычно крикнул:
— Стой! Давайте, давайте! Пойте песенки, жгите костры, ночуйте на строительном мусоре!.. Давайте насаждайте романтику… гоните к чертовой матери бюрократов!..
Рустем близко подошел к Ильдару.
— В чем же все-таки смысл всего этого?
— Смысл, — печально сказал Ильдар, — смысл… Состаришься, пока завод построят. Я ведь человек, ведь правда?
— Ну-у, безусловно.
— А никакой ответственности, подбросил сотню кирпичей и домой…
Рустем умудренно улыбнулся:
— Нам в свое время тоже казалось — ничего не успеем, ничего не сделаем…
— Молчи! — крикнул Ильдар. — Молчи!
Рустем увидел пронзительно блестящие черные его глаза.
— Ты не понял, — сказал Ильдар с обидой. — Ты… не понял! Почему ты не понимаешь? Ты старше? Я молокосос? А почему понимает Георгий Степанович? Он строил Магнитку… он понимает…
— Хватит, — с досадой сказал Рустем.
— За что я должен уважать тебя, чему у тебя учиться? И вообще, кто ты?..
— Хватит! — взъярился Рустем.
— Не хватит! Таких в революцию… к стенке ставили!
Он пнул скамейку, и она упала, больно ударив Рустема по ноге, он сжал губы. Ильдар выбежал из будки.
— Каков, а? — пробормотал Рустем, растерянно глядя на Панкратова. — Что с ним прикажете делать?
— Выпороть. По праву старшего брата. Мне, между прочим, двадцать было, а меня пороли.
— Что за молодежь? Отчего они такие?
— Питание хорошее! — решительно сказал Панкратов, и тяжелые щеки его затряслись. — Питание хорошее, вон какие жеребята вымахали…
— Хрыч ты! — расхохотался Рустем. — Хрыч и балясник!
Панкратыч не согласился:
— Я не балясник. А в их годы я был сирота, правонарушитель, вши по мне бегали табунами.
— Как я понимаю, — без смеха сказал Рустем, — те насекомые благотворно на тебя воздействовали?
— Именно! Благотворно!
— Пошел к черту!
— Мы можем поссориться?
— С тобой трудно, почти невозможно поссориться.
Панкратов рассмеялся крепким жизнерадостным смехом.
— Хоп! — воскликнул он внезапно. — Будет им ударная стройка.
Рустем шагал дорожкой, ведущей к шоссе. Настроение у него было никудышное.
Жизнь несется сломя голову. И ты несешься сломя голову. Сломя голову, черт возьми! Делаешь то, делаешь се, иногда очень приятные и нужные, иногда просто необходимые дела… И вдруг тебе вопрос: кто ты? Пинков бы надавать этому мальчишке, чтобы знал, кому задавать наглые вопросы!
Ну, сказал бы ты потом, сев с ним рядом и хлопнув его промеж лопаток. Ну, как ты считаешь, можно выпендриваться перед старшим братом? Ах, ты с претензиями? Тебе хочется чувствовать причастность к Магнитке, причастность к космическим подвигам? Но мало ли чего нам хочется?
Дорожка кончилась, и он остановился. Мчались запыленные «МАЗы» и «ЯАЗы», деловитые «газики» беспокойного начальства.
Движение чуть приутихло, и он мог бы перейти на ту сторону шоссе, тронуться к реке тихой подветренной обочиной. Но что-то замедлился, тут «МАЗ» обрушил на него грохот, бензинный угар. В окошке мелькнула ослепительная улыбка шофера, парня, совсем паренечка, ну, никак он не старше Ильдара!