— Но неужели лестное для нас мнение, что наши американские закаты могут соперничать с закатами Италии, — всего лишь самообман?
— Отнюдь нет, прекрасная леди. Они могут соперничать между собой, не имея сходства. Цвет футляра, на котором лежит сейчас ваша очаровательная ручка, не сравнится в нежности с теми красками, которые порой видишь на итальянском небе. Но, если вашему закату недостает жемчужных отблесков, розовых облаков и нежных красок, которые в вечерний час сменяют друг друга по всему небосводу Неаполя, зато ему нет равных в яркости сияния, богатстве переливов и разнообразии красок. Там они нежнее, а здесь — великолепнее! Когда из ваших лесов не будет так тянуть влажными испарениями, одинаковые условия могут создать одинаковый эффект. А до тех пор Америке остается гордиться новой и необычной, но от этого ничуть не менее восхитительной красотой природы.
— Значит, те, кто приехал сюда из Европы, правы лишь наполовину, когда смеются над красотами нашего залива и небосклона?
— Да, тут они гораздо ближе к истине, чем когда бы то ни было, коль скоро речь идет об этом континенте. Вы можете гордиться великим множеством рек, удобными выходами в океан, бесчисленными бухтами и другими достопримечательностями вашей Манхаттанской гавани, ибо со временем она несомненно затмит великолепие Неаполитанского залива, до сих пор не имеющего себе равных; но не вынуждайте иностранца развивать это сравнение. Ваше небо прекрасно, леди, немногим выпало счастье жить под небом более великолепным и щедрым.
Однако я утомил вас своей болтовней. Взгляните, вот ткани, расцветка которых способна восхитить юное и живое воображение даже сильнее, чем краски самой природы!
Красавица Барбери улыбнулась контрабандисту с нежностью, от которой Ладлоу стало не по себе; она хотела сказать что-то веселое, но тут за дверью послышался голос ее дяди.
Глава XXIV
В Англии будут продавать семь полупенсовых булок за один пенс; кружка пива будет в десять мер, а не в три; и я объявлю государственной изменой потребление легкого пива.
Даже если бы олдермен ван Беверут участвовал в описаной выше беседе, то и тогда он не произнес бы слов более уместных, чем те, с которыми он вошел во флигель.
— Штормы и климаты! — воскликнул коммерсант, появляясь на пороге с распечатанным письмом в руке. — Я получил через Куракоа и побережье Африки известие о том, что превосходный корабль «Выхухоль» встретил у Азорских островов противные ветры и возвратится на родину не раньше чем через четыре месяца. Ах, сколько драгоценного времени теряется попусту между торговыми сделками, капитан Корнелий Ладлоу! А ведь это может опорочить прекрасное судно, которое до сих пор пользовалось самой доброй славой — плавание его в оба конца никогда не занимало более обычных семи месяцев. Если все наши суда будут так лениво ползти, мы никогда не сможем доставить кожи в Бристоль вовремя, а тогда какой от них прок!.. Но что я вижу, племянница! У вас здесь торговля! И чем — подозрительными товарами! У кого же бумаги на эти товары и какое судно доставило их сюда?
— На эти вопросы лучше всего ответит сам их владелец, — сказала девушка дрогнувшим голосом и указала на контрабандиста, который при появлении олдермена отошел в сторону, чтобы не привлекать к себе внимания.
Миндерт быстро, опытным глазом, окинул содержимое тюка, а затем остановил тревожный взгляд на каменном лице капитана королевского крейсера.
— Капитан Ладлоу, я вижу — мыши изловили кошку! — сказал он. — Наш крейсер носился по Атлантике больше недели, совсем как еврей-откупщик бегает взад-вперед по Роттердаму, чтобы как-нибудь сбыть за границу попорченный чай, и вот нас самих так ловко заманили в ловушку! Какому падению цен или перемене благосклонности Торговой палаты обязан я честью видеть вас, любезный… э… э… развеселый торговец зелеными волшебницами и яркими тканями?
Куда только девались самоуверенность и бесстрашие контрабандиста! Теперь он выказал несвойственные ему растерянность и смущение, явно не зная, что ответить.
— Тот, кто идет на риск, удовлетворяя требования жизни, само собой разумеется, ищет покупателей в тех местах, которые славятся своим либерализмом, — сказал он после долгого молчания, которое лишний раз подчеркнуло перемену, происшедшую в нем. — Надеюсь, вы будете снисходительны к моей дерзости, учитывая те побуждения, которые привели меня сюда, и выскажете прекрасной леди свое авторитетное суждение о качестве моего товара и умеренности цен.