— А при чем тут Новый год? — спросила Дороти. — До него ведь ещё не скоро.
— Это я для практики рифмую, — объяснил поэт, — чтобы навыка не терять. Понятно-занятно? Ясно-громогласно?
— Ясно, — сказала Дороти и отвернулась, чтобы скрыть улыбку. — Вам, наверное, понравится наша Лоскутушка. Она тоже поэтесса.
Лес был наполнен ароматами хвои и свежей листвы. Путники зашагали по узенькой тропинке. Дороти рассказала Ассо о Лоскутушке — тряпичной девчушке из Изумрудного города. Вы, конечно, о ней уже слышали. Её сшила из лоскутков жена одного чародея, а потом оживила волшебным порошком.
— И что же, у неё стихи лучше моих? — ревниво спросил Ассо.
Дороти покачала головой.
— Нет, не лучше. И потом, ваши стихи приходится за вас заканчивать, а это очень интересно.
Обрадованный Ассо тут же принялся декламировать очередное стихотворение, так при этом энергично жестикулируя, что Тотошка испугался и спрятался между камней. Но испуг не заглушил в пёсике любопытства, и он высунул голову из своего убежища, прислушиваясь к чтению. Однако при всём старании он ничего не мог понять в этих стихах.
— Ничего, — закончила Дороти. — Это на самом деле было?
— Не на самом, не на самом! — нараспев ответил поэт, наклоняясь, чтобы почесать Тотошку за ухом. — А на самом деле нам бы не мешало позавтракать, да нечего. Дороти, я голоден, как волк!
— Вы не похожи на волка, — засмеялась девочка. — Подождите, вон впереди виднеется домик. Авось нас там угостят чем-нибудь.
На стук в дверь никто не отозвался, но, когда Ассо повернул ручку, дверь легко отворилась, и они вошли в маленькую, но чистенькую и уютную комнату. Дома никого не было, но в шкафу нашлись яйца, ветчина, хлеб и кофе, так что Ассо быстро разжёг огонь в печке, а Дороти приготовила вкусный завтрак
— Здесь, наверное, живёт дровосек, — сказала Дороти. — Надеюсь, он не рассердится, что мы тут похозяйничали.
— Я ему оставлю стихотворение в благодарность за завтрак, — сказал Ассо.
— А я оставлю кольцо, — добавила Дороти. Она в глубине души опасалась, что дровосек может не оценить творчества рассеянного поэта.
Когда они поели, Дороти вымыла посуду. Ассо тем временем нашёл на столе листок бумаги и погрузился в работу. Когда наконец после многих исправлений стихотворение было готово, он гордо пришпилил листок к стене.
Дороти взяла карандаш и добавила забытое поэтом слово «принцесса», а потом сняла с пальца золотое колечко, положила его на середину стола и весело выбежала в дверь следом за Ассо и Тотошкой, которым не терпелось отправиться в путь.
— Куда же нам идти? — задумалась девочка. — По-моему, Изумрудный город в той стороне, — и она указала на восток.
— Будем надеяться, что вы не ошибаетесь, — вздохнул Ассо, — иначе мы никогда не найдём принцессу. Эх, жаль, что я этого прорицателя не выбросил в окошко при последней встрече!
— Не надо, не жалейте, — сказала Дороти. — Ведь ей все равно грозило выйти замуж за чудовище. А сейчас, хоть мы и не знаем, где она, но зато и чудовище этого не знает.
— Вы правы, — согласился Ассо, сразу повеселев, — нет худа без добра. Какая вы умница! Когда вернусь в Наугад, обязательно напишу о вас большую поэму.
— Спасибо, это будет очень любезно с вашей стороны, — улыбнулась Дороти. — Но давайте поспешим, путь у нас впереди неблизкий.
И они отправились на восток. Тропинка, идущая среди леса, поднималась в гору всё круче и круче и к тому же была очень каменистой. Идти было трудно, и путники то и дело останавливались передохнуть.
— Мы устали-перестали, очень круто-ритенуто, — пожаловался, тяжело дыша, Ассо после особенно тяжёлого подъёма.
— Что делать, потерпите, — отозвалась Дороти. Она тоже устала. Что касается Тотошки, то бедный пёсик совсем выбился из сил, и Дороти пришлось взять его на руки. — Зато когда поднимемся на гору, сможем осмотреться и понять, где мы находимся.
Лес к этому времени кончился и тропинка тоже. Дороти и Ассо теперь карабкались по горному склону по направлению к вершине, скрытой за пеленой облаков.
— Какая-то унылая эта гора, — сказала Дороти, прислоняясь к скале.
— Унылая и синяя вся, словно синька, — согласился Ассо, вытряхивая из башмака камешек. — А это ещё что такое?
— Ой, что это? — одновременно воскликнула Дороти.
Мимо них промчалась, вскидывая деревянные ноги, рама для сушки одежды, на которой во множестве болтались выстиранные нижние юбки и пижамы. А за ней появилась прачка — злая, растрёпанная прачка с неряшливым узлом волос на затылке, его держали не шпильки, а бельевые прищепки. В одной руке у неё была вешалка, а в другой — кусок хозяйственного мыла. Она запустила и тем и другим в Ассо, а сама свернула в сторону и быстро полезла вверх по склону, сердито визжа и ругаясь. Вешалка пролетела мимо, но мыло угодило бедному поэту в живот. Он вскрикнул от боли и сердито произнёс:
— Выходка! — подхватила Дороти, которой от испуга было не до рифм, иначе она бы, конечно, без труда нашла нужное слово. — Ассо, вы умеете драться? Смотрите, по-моему, сейчас этого не миновать!
Ассо подхватил упавший кусок мыла в качестве оружия, повернулся туда, куда показывала Дороти, и ахнул. Тотошка от страха полез за пазуху к хозяйке, а у рассеянного поэта вылетели из головы сразу все рифмы, поэтому на сей раз он не смог выразить своих чувств в стихах.
Выскочив из облаков пара, окутывающих вершину горы, на наших друзей нёсся отряд прачек, вооружённых кусками мыла, бутылками с синькой, вешалками, стиральными досками и жестяными корытами. Прачки все были дюжие, толстые, с закатанными выше локтя рукавами и свирепыми лицами. Причём, чем быстрее они бежали, тем больше злились, а чем больше злились, тем быстрее бежали.
— Конечно, некрасиво поднимать руку на дам, но... — Ассо размахнулся и изо всей силы запустил мылом в командиршу нападающих. Мыло стукнуло её по носу. Она яростно взревела, отбросила в сторону своё корыто и бросилась на беззащитных путников, как тигрица.
— Отстирать им лица! Отгладить руки! Выкрутить шеи! — вопила она. — Что вы делаете на нашей горе, страхолюдины вы этакие?
Не дожидаясь ответа (его пришлось бы дожидаться долго, потому что Дороти онемела от страха, а поэт задумался о рифме к слову «страхолюдина»), страшная прачка схватила девочку одной рукой, а её спутника другой и затрясла их так, что они окончательно забыли все слова. Остальные прачки обступили пленников так тесно, что те, как потом Дороти рассказывала Озме, едва не задохнулись. Наконец ужасная прачка, устав трясти несчастных, швырнула их на плоский камень.