С индейцами заигрывали только в тех случаях, когда их нужно было перевести из-под стороннего влияния под свое (например – рассорить с французами). Во всех остальных случаях светские власти совершенно не считались с индейцами и их правами. К счастью для португальцев, местные жители не могли объединяться в крупные союзы, в лучшем случае их коалиции составлялись из нескольких племен, а с такими силами победить более развитую цивилизацию, постоянно получавшую помощь из метрополии, было невозможно.
Наиболее крупными войнами с индейцами стали война с племенем айморес 1558 года, в результате которой португальцы на некоторое время были изгнаны из капитанств Ильеус и Порту-Сегуру, а также война с племенем тупи, начавшаяся в 1561 году, в ходе которой индейцы осаждали столицу Эспириту-Санту, капитанства Сан-Висенти, а также Сан-Паулу и Сан-Сальвадор. Эта война растянулась почти на два года и была прекращена при содействии все тех же отцов-иезуитов, а именно – Мануэла да Нобреги и Жозе ди Аншиеты. В подтверждение своих миролюбивых намерений генерал-губернатору Мему де Са пришлось освободить захваченных в плен индейцев, а также часть тех, что были незаконно обращены в рабов.
Со временем обе стороны постепенно притирались друг к другу – индейцы начинали понимать, что изгнать пришельцев они не в силах, стало быть, нужно переходить от войн к сотрудничеству, а португальцы старались действовать не только принуждением, но и убеждением.
Рождение кабокло
К 1590 году в бразильских капитанствах проживало около сорока тысяч выходцев из Португалии. Именно «выходцев из Португалии», а не «португальцев», поскольку формирование бразильской нации уже началось. Пока что основой бразильской экономики продолжало оставаться производство сахара. Число энженьо[17], на которых производился сахар, близилось к двум сотням, а все мало-мальски пригодные земли на побережье были отданы под выращивание сахарного тростника. Основу энженьо составляли большие мельницы, которые выдавливали из стеблей тростника сладкий сок. Владельцы производства могли не заниматься выращиванием тростника, сдавая свои земли в аренду с условием, что выращенный арендаторами тростник будет обрабатываться на конкретном энженьо – так капитализм делал первые шаги на бразильской земле.
Рабы-индейцы имели один большой недостаток – они пытались бежать при каждом удобном случае и легко находили прибежище среди своих соплеменников. Нередко свободные индейцы нападали на хозяйства колонистов для того, чтобы освободить своих сородичей. Сама жизнь подталкивала португальцев к тому, чтобы завозить рабов из Африки, колонизация которой шла активными темпами. Фазендейрос были согласны покупать более дорогих африканских рабов, потому что вложение в них денег выглядело более надежным – редко кто из африканцев решался на побег, ведь места вокруг были неведомыми, населенными совершенно незнакомыми людьми, к тому же белые усердно сеяли рознь между индейцами и африканцами. В первой половине XVI века на бразильских плантациях нечасто можно было увидеть раба-африканца, но к концу века их число перевалило за пятнадцать тысяч, а в XVII веке в Бразилию было доставлено около трехсот пятидесяти тысяч африканцев!
Глава третья
Иерархия и устройство колониальной жизни
Сливками колониального общества были «рейноес»[18] – португальцы, рожденные в метрополии. Ступенью ниже стояли креолы – потомки португальских колонистов. В первом и втором поколениях креолы продолжали ощущать себя португальцами, но со временем местное брало верх над «метропольным» и креолы превращались в горячих патриотов Бразилии. Открытые прямодушные креолы, всегда готовые прийти на помощь ближнему (при условии, что ближний того заслуживает) противопоставлялись коварным расчетливым португальцам, мерившим все на деньги. Как от коварных и расчетливых португальцев могли произойти открытые и прямодушные креолы? Все очень просто – о португальцах, настоящих «рейноес», главным образом судили по чиновникам, занимавшим различные начальственные посты, а карьеру без расчетливости и коварства редко когда получается сделать. Кроме того, к начальникам и контролерам люди обычно не испытывают симпатий. Вот так и рождаются стереотипы. Мы сейчас называем «креолами» потомков португальских переселенцев, но в старину в Бразилии так называли рожденных в колонии негров, так что в старых книгах или документах можно встретить словосочетание «раб-креол», и пусть оно не вызывает у вас удивления.
Метисы с португало-индейскими корнями назывались «кабокло», что в переводе с местного наречия означало «вышедшие из леса», или же «мамелуко» (мамелюками)[19]. Индейцы относились к кабокло с презрением, да и белые их не очень-то жаловали, но все же кабокло стояли выше чистокровных индейцев, поскольку в большинстве своем были цивилизованнее. Кабокло занимали третье место в иерархии после креолов и ни при каких условиях не могли обращаться в рабство, ведь их отцами были добропорядочные христиане (союзы индейца и португалки были нонсенсом – во‑первых, в колонии наблюдался дефицит европеек, поскольку в основном сюда прибывали мужчины, а во вторых, индейца, посягнувшего на белую женщину, пусть даже и с ее согласия, убивали на месте). Многие кабокло становились бандейрос, знание индейских привычек помогало им в этой жестокой «работе». После того, как потребность в рабочей силе была полностью покрыта за счет африканских рабов, бандейрос не остались без дела – они переквалифицировались в надсмотрщиков и охотников на беглых рабов. Следует отметить, что африканцы были не совсем беспроблемными. Иногда они сбегали от своих хозяев, а, бывало, что и восставали. Первое задокументированное, то есть довольно серьезное, восстание африканских рабов, для подавления которого пришлось привлекать военных, произошло в капитанстве Баия в 1607 году. Но в целом иметь дело с африканцами, оторванными от своих корней, было спокойнее, чем с индейцами.
17
Энженьо – португальский термин колониальной эпохи для обозначения завода по производству сахарного тростника и связанных с ним объектов.