Полицейский отрывается от своей газеты "Аларма" и приветствует тебя, слегка кивая. У него густые светлые брови и бледно-розовая кожа. Генетический дефект, плохо составленный код. Он хорошо знает тебя и все-таки спрашивает пропуск. Ты послушно протягиваешь пропуск, а сам бросаешь взгляд на первую страницу газеты. "Задушил своего ребенка во время сна". Кто же спал – ребенок или убийца? Ты представляешь себе убийцу-сомнамбулу: тело движется без его ведома, а мозг не контролирует действия. Представляешь, как его разум погружается в сон, а мысли живут своей собственной жизнью, далекие от рационального начала, которое обычно держит их под контролем. "Возможно, все мы сомнамбулы, – думаешь ты; наши действия, мысли и чувства направляются чем-то или кем-то, далеким от нас самих или, напротив, находящимся внутри нас. Эффект тот же". "Задушил своего ребенка во время сна". Что-то или кто-то внутри тебя говорит, что в этой фразе содержится сообщение, которое могло бы помочь тебе понять смысл этого мира. Ты пытаешься понять код в надежде, что он мгновенно приведет тебя к постижению первопричины.
– Должно быть, вам стоило большого труда добраться сюда, – говорит полицейский, проверяя твое удостоверение. – Они никому не дают прохода. Нужно бы вмешаться военным. Применить газ. Это сделало бы их послушными, как на мессе.
Ты киваешь головой. Когда-то ты спросил себя, откуда у тебя такое уважение к властям? У тебя было благополучное детство; твой отец был инженером и занимал важный пост в национальной нефтяной корпорации. Он был высокий, полный, с громким требовательным голосом. Он всегда учил своих коллег и подчиненных требовать улучшения условий работы. Его, с позволения сказать, ошибкой стало то, что он поддержал голодовку, объявленную чернорабочими. Другие инженеры решили не иметь с забастовщиками ничего общего; отец же принадлежал к тому типу людей, которые все принимают близко к сердцу и не могут оставаться в стороне. К тому же у него было много друзей среди рабочих. Администрация дала ему возможность передумать, но он оставался непоколебимым. Кончилось тем, что его уволили. Он мог бы забыть о случившемся и поискать места в какой-нибудь частной компании, но не захотел, решив оспаривать свое увольнение до последнего. На адвокатов ушли все его сбережения, и семья лишилась привычного благополучия. Заручившись поддержкой правительства, администрация стояла на своем, и в конце концов, так и не добившись справедливости, отец превратился в обиженного брюзгу. Ты помнишь, как он работает в саду, бормоча ругательства Помнишь, как без сна, с трясущимися губами, бродит по дому. Возможно, именно в те дни у тебя и появились страх и уважение к власть имущим. Или что-то врожденное позволяет тебе с такой легкостью принимать любое существующее положение вещей, и жизненный опыт отца здесь ни при чем…
– Проходите, профессор, – говорит полицейский, снова берясь за газету. – Прошу вас, не задерживайтесь надолго.
В комнате пахнет эвкалиптом и лекарствами. Альберт лежит в кровати, укрытый одеялами до самой шеи; его глаза открыты, но ты знаешь, что он спит. Вдоль его тела тянутся многочисленные трубки, подключенные к какому-то аппарату; на мониторе – жизненные показатели Альберта. Ты все еще чувствуешь себя ничтожеством перед этой некогда столь значительной фигурой. Первое время ты думал, что он иногда просыпается, и пытался говорить с ним. Это ни к чему не привело. Сейчас ты просто рассказываешь обо всем, что произошло в Тайной палате со времени твоего последнего посещения. И это изборожденное морщинами лицо, это тело, которое гораздо ближе к смерти, чем к жизни, располагают тебя говорить и говорить, будто ты всю свою жизнь только этим и занимался, хотя ты никогда не был болтлив. Иногда его губы будто силятся что-то произнести; поначалу эти попытки казались тебе бессмысленными, но раз за разом ты начал понимать, что Альберт, словно оракул, проливает свет на любую ситуацию. Его всегда интересовало, что представляет собой наша мысль; он хотел найти алгоритм, логические шаги, которые привели бы к постижению тайны мышления. "Мы сэкономили бы столько времени, – говорил он, – если бы научились контролировать шум Вселенной; это позволило бы нам с легкостью узнавать о планах наших врагов". Иногда в его бреду появлялась некая логика. И тогда казалось, что его бред можно воспринимать как некий код мирового порядка.