– Но я ведь немного курю, – кричала мама в больничном коридоре. Это была ложь: она курила по две пачки в день… Рут заметила, что мать ищет что-то среди подушек. И вдруг та выхватила револьвер.
– Прекрати, мама! Где ты это достала? – Это был револьвер с перламутровой рукояткой, когда-то купленный отцом у соседа.
– Уйди, доченька… Я больше не могу. – Рут попыталась отобрать револьвер. Но мать приставила его к груди и спустила курок.
Женщина, сидевшая рядом, внезапно сжимает руки Рут в своих. У нее круглое лицо и широко раскрытые покрасневшие глаза.
– Ай, мамочка, – говорит она, – ты должна похлопотать за нас, когда выйдешь отсюда.
– Возможно, ты выйдешь раньше меня.
– Такого не может быть. Посмотри, как ты одета. Совсем скоро они выпустят тебя. Это уж точно.
– А за что вас задержали? Возможно, моя вина гораздо серьезней.
– Мы перекрыли шоссе к аэропорту. Приехали полицейские с дубинками, надели на нас наручники и арестовали вместе с нашими мужьями. Они не имели права так поднимать цены на свет. Они знают, как мало мы зарабатываем. Мы устали от того, что нам постоянно затыкают рот.
– Я полностью с тобой согласна. По всему городу происходит то же самое.
– А я впервые вижу, чтобы такие холеные, хорошо причесанные сеньоры выходили на улицы – это точно какие-нибудь твои друзья.
– Возможно, ты в последний раз видишь такое.
– Некоторые говорят, что, если бы мы всегда объединялись с вами против правительства, все было бы гораздо проще. Но вот только, говорю я им, между нами и вами нет ничего общего.
– И в этом я тоже с тобой согласна.
– И все равно не забудь о нас. Меня зовут Эулалия Васкес. А она – Хуанита Силес. – Она указывает на женщину рядом с собой.
– Если вы выйдете раньше, вспомните обо мне. Рут Саэнс.
Женщины пожимают друг другу руки. Рут закрывает глаза, ее охватывает усталость. Она должна быть дома, в горячей ванне. Ей частенько приходилось бороться за ванную комнату с Флавией, которая могла проводить там целые часы. Что можно делать в ванной столько времени? А Мигель постоянно заступался за дочь, подрывая авторитет Рут.
Малыш продолжает плакать. Рут хочется сделать так, чтобы он замолчал и чтобы смолкли плач и крики ее соседок по камере. Она понимает их, но очень трудно сохранять спокойствие в атмосфере такого отчаяния, а ведь она, как никто другой, должна оставаться невозмутимой.
Она думает, что именно Мигель виноват в том, что ее жизнь пошла наперекосяк. Кто бы мог это представить; когда они познакомились, ей понравились его молчаливость, привычка не привлекать к себе внимания. Способный к самоанализу и умный – в нем было все, что Рут искала в мужчине; она ненавидела тех, с кем была знакома в юности и в молодые годы: шумных, резких, агрессивных в своей мужественности. К тому же Мигель разделял ее страсть к искусству создания секретных кодов, которое остальные находили скучным и совершенно бесполезным (во всяком случае, в стране, где они живут). Как любил говорить один ее поклонник: "Каждый должен развивать в себе страсти, которые могут пригодиться нации". Она отвечала, что страна – это еще не последняя инстанция, существует ведь еще и Вселенная. Годы спустя она рассказала об этом споре Мигелю, и он пришел в восторг от ее слов. Ах этот доморощенный Тьюринг: он хотел научиться у нее, но в результате превзошел свою преподавательницу. Он настолько погрузился в криптоанализ, будто на свете ничего больше не существовало. Каждый должен стараться вникнуть в глубинный смысл того, что он делает, но это не означает, что ради этого следует забыть обо всем остальном.
Про себя Рут беседует с Мигелем. Сколько раз она наизусть повторяла все это в уме – бесконечные обвинения, резкие ответы. В последние месяцы ей даже казалось, что она готова заговорить с Мигелем, но, видимо, она слишком долго обдумывала свои аргументы.
Измученная Рут засыпает. Это будет беспокойная ночь: частые пробуждения, плач детей и соседок по камере. Но усталость поможет ей засыпать снова и снова. Ей будут сниться кровавые реки, которые уносят с собой ее рукопись. Во сне она попытается прочесть какую-то книгу, но она окажется непонятным кодом…