Ах, Альберт! Он был так жесток с тобой. И хуже всего то, что ты готов простить его или хотя бы попытаться понять. Хорош бы ты был, если бы когда-нибудь попытался спросить о его личной жизни. Когда дело касалось Альберта, ты будто вступал на запретную территорию.
Карла открывает дверь и видит тебя на полпути между лифтом и своей комнатой. Она босая, одета в ярко-красный пеньюар, который кажется тебе совершенно не соответствующим данному моменту. Она надевала его в один из вечеров, который лучше всего запомнился тебе за все время вашей связи; тогда произошел один из ее взрывов. Лежа в кровати, вы смотрели телевизор; ты курил, а она пила ром с "колой" из баночки. Вдруг она начала подшучивать по поводу твоего члена; сказала, что видела точно такой же у одного из своих клиентов. Это задело тебя. Ты подозревал, что она принимает других мужчин, но предпочитал не обсуждать это и хотел бы, чтобы она поступала так же. Ты начал читать новые правила работы, установленные Рамиресом-Грэмом. Прошло десять минут. Она выключила телевизор и попросила прошения. Ты не ответил. Она выхватила у тебя папку, порвала все листы один за другим и выбросила их в мусорное ведро. Ты встал и оделся: белье наизнанку, галстук развязан. Сказал, что вернешься, когда она остынет и почувствует себя лучше. "А этого, судя по всему, никогда не произойдет", – сказал ты, не глядя на нее. Она закричала: "Что ты знаешь о моей жизни?! И о моих проблемах?! Ты делал вид, что пытаешься понять меня, а сам никогда не представлял, как трудно бороться с зависимостью от наркотиков. Сукин сын, педик, эгоист! Ты не знаешь, что такое настоящая боль!" Когда ты выходил из комнаты, она бросила вслед банку с ром-колой, забрызгав твой плащ. Ты был настолько рассержен, что спустился по лестнице, хотя лифт был под боком. Подошел к своей машине с твердым намерением навсегда исчезнуть из жизни Карлы. Но уехать не смог: ты сидел в своей "тойоте", вновь и вновь переживая угрызения совести. И вернулся в 492-й номер: если ей не поможешь ты, то кто это сделает?
– С тобой что-то случилось? Я ждала тебя. Позвонила вниз, мне сказали, что ты поднимаешься, а тебя все не было.
Как рассказать ей, что ты только что узнал об обмане, в котором жил последние двадцать пять лет своей жизни? Что твои руки на самом деле в крови? И что хуже всего – в крови невинных людей.
Ты подходишь и обнимаешь ее.
Глава 5
Быстро бегут серые тучи. Вдалеке слышится гром. На мгновение вспыхивают молнии. Неподвижный. Среди этих простыней. Моча течет между ног. Слюна стекает из полуоткрытого рта… Я должен почувствовать приближение смерти…
Не придет. Не придет. Я электрический муравей.
Я много раз оказывался в такой ситуации. Пять веков назад нож распорол мне живот. Чуть более ста лет назад пуля пронзила мой мозг… Я все выдержал… Не знаю, что мне еще остается делать…
Тьюринг давно ушел. К счастью… Он целые часы будет раздумывать над моими словами. Как будто они имеют смысл… Возможно, имеют… Я не могу вспомнить. Моя память мне отказывает. Что странно. Если речь идет о моих воспоминаниях… А не о чем-то другом. Например Я помню всех тех, кем я был. Кто я есть.
Я остаюсь с самим собой. Как обычно. Уставший от собственных мыслей. Не способный удивляться своим ощущениям…
Я – это многие. И я – один.
Историки исследуют движущие силы войн. Они думают, что главнокомандующие – это и есть главные ответственные лица… Ответственные за ход событий… Еще историки уделяют внимание солдатам. Рассказывают об их храбрости или трусости, будто бы определяющих силу нации. Их не очень-то интересуют криптологи. Которые шифруют и расшифровывают. Да, работа в кабинете не такая волнующая… Много математики… Достаточно логики.
И все-таки ход войны определяют именно они.
Это никогда не подтверждалось с такой очевидностью, как во время Первой мировой войны. В течение одного дня происходили решающие сражения… 500 тысяч немцев. 300 тысяч французов… 170 тысяч британцев… Это если сложить битвы при Вердене и Сомме. Но главная битва разыгрывалась в салонах криптографов и криптоаналитиков… Радио уже изобрели. Военные имели хорошее оборудование… Но для возможности связи между двумя пунктами без помощи кабеля… Это означало, что стало появляться все больше сообщений. И еще то, что все их могли перехватить… Французы были лучшими… Мы, французы, были лучшими. За всю войну мы перехватили миллионы немецких сообщений. Код создавался… И расшифровывался. Создавался другой. Мы раскрывали и его. И так далее. Война без каких бы то ни было открытий в криптографии. Добрые намерения. Которые заканчиваются поражениями. Раскрытием всех секретов…