Он. Из любви к тебе я с тоски дохну.
Она. Не большой подвиг.
Он. Это как посмотреть.
Она. Во всяком случае, это не утомительно. Лентяй ты.
Снова шум, дверь справа падает. Через дверной проем в комнату проникает дым.
Он. Ну, это уж слишком. Не успеешь одну закрыть, другая тут же открывается.
Она. Я из-за тебя заболею. Я уже больна. У меня с сердцем плохо.
Он. Или падает.
Она. Попробуй только скажи, что ты тут ни при чем.
Он. Я за это не отвечаю.
Она. Ты никогда ни за что не отвечаешь!
Он. По логике вещей так и должно было случиться.
Она. По какой логике?
Он. По логике вещей, таков объективный порядок вещей.
Она. Что с дверью будем делать? Почини ее.
Он (выглядывая в дверной проем). Соседей нет дома. Наверное, отдыхать уехали. А дома взрывчатку забыли.
Она. Есть хочется и пить. Посмотри, у них нет чего-нибудь?
Он. Может, попробовать выйти? У них в квартире есть дверь, которая выходит в переулок, там потише.
Она. Тебе лишь бы уйти. Подожди. Я шляпу надену.
Он выходит направо.
Ты где?
Он (из кулисы). Здесь не пройдешь. Стена обвалилась, я так и думал. Всю площадку засыпало. Камней целая гора. (Входит.) Тут хода нет, подождем, пока на нашей улице затихнет. Тогда шкаф отодвинем и выйдем.
Она. Пойду посмотрю. (Выходит.)
Он. Надо было мне раньше уйти. Три года назад. Или год назад, или даже на прошлой неделе. Мы с женой были бы теперь далеко. Помирились бы. Правда, она замужем. Ну, значит, с другой. В горах. Я пленник несчастной любви. И любви запретной. Будем считать, что я получил по заслугам.
Она (возвращаясь). Что ты там бормочешь? Опять упреки?
Он. Я просто думаю вслух.
Она. Я у них в буфете колбасу нашла. И пиво. Бутылка треснула. Где тут можно поесть?
Он. Где хочешь. Давай сядем на пол. А вместо стола возьмем стул.
Она. Боже мой, мир навыворот!
Они садятся на пол, поставив между собой стул. С улицы слышен шум. Раздаются крики и выстрелы.
Они наверху. На этот раз сомневаться не приходится.
Он. Ты же говорила, что они спускаются.
Она. Но я не сказала, что они не поднимутся опять.
Он. Можно было догадаться.
Она. Ну хорошо, что я, по-твоему, должна делать?
Он. Я вообще не говорил, что ты должна что-нибудь делать.
Она. Какое счастье, хоть что-то разрешил.
В потолке образуется дыра, через нее падает статуэтка, попадает на бутылку с пивом, разбивает бутылку и разбивается сама.
Мое платье! Самое лучшее. Единственное платье. На мне хотел жениться знаменитый модельер.
Он (собирая осколки статуэтки). Это копия Венеры Милосской.
Она. Надо будет подмести. И платье вычистить. Кто теперь его покрасит? Все вокруг воюют. Для них это отдых. (Глядя на осколки статуэтки.) Это не Венера Милосская, это статуя Свободы.
Он. Ты же видишь, что у нее нет руки.
Она. Рука сломалась при падении.
Он. Ее и раньше не было.
Она. Что это доказывает? Ничего не доказывает.
Он. Говорю тебе, это Венера Милосская.
Она. Нет.
Он. Да посмотри же.
Она. У тебя везде одни Венеры. Это статуя Свободы.
Он. Это статуя Красоты. Красота — это моя любовь. Я мог бы быть скульптором.
Она. Она прекрасна, твоя красота.
Он. Красота всегда прекрасна. За редким исключением.
Она. Исключение — это я. Ты это хотел сказать?
Он. Не знаю, что я хотел сказать.
Она. Вот видишь, опять оскорбления.
Он. Я хотел тебе доказать, что...
Она (прерывая его). Хватит с меня доказательств, оставь меня в покое.
Он. Это ты меня оставь в покое. Я жажду покоя.
Она. Я тоже жажду покоя. Да разве с тобой дождешься!
Сквозь стену в комнату влетает осколок бомбы и падает на пол.
Сам видишь, не дождешься.
Он. Да, покоя здесь ждать не приходится; но это от нас не зависит. Это объективно невозможно.
Она. Мне надоела твоя страсть к объективности. Займись лучше гранатой, она взорвется... как та...
Он. Да ведь это же не граната. (Трогает осколок ногой.)
Она. Тихо, мы из-за тебя погибнем, и всю комнату разнесет.
Он. Это осколок бомбы.
Она. А бомба должна взрываться.
Он. Осколок — это уже результат взрыва. И больше нечему взрываться.
Она. Перестань издеваться.
Влетает еще один осколок и разбивает зеркало на туалетном столике.
Они мне зеркало разбили, разбили зеркало.
Он. Тем хуже.
Она. Как теперь причесываться? Ты, конечно, опять скажешь, что я кокетка.
Он. Ешь лучше колбасу.
Наверху снова поднимается шум. С потолка сыплется. </strong> прячутся под кровать. Шум на улице становится громче. Слышны пулеметные очереди и крики «Ура!». Мужчина и женщина сидят под кроватью лицом к публике.
Она. Когда я была маленькая, я была ребенком. Дети моего возраста тоже были маленькие. Маленькие мальчики, маленькие девочки. Мы были разного роста. Были самые маленькие, самые большие, блондины, брюнеты и ни блондины, ни брюнеты. Мы учились читать, писать, считать. Учили вычитание, деление, умножение, сложение. Потому что мы ходили в школу. Некоторые учились дома. Невдалеке было озеро. Там плавали рыбы, рыбы живут в воде. Не то что мы. Мы не можем жить в воде, даже пока мы дети; хотя должны бы. Почему бы нет?
Он. Если бы я изучал технику, я стал бы техником. Делал бы разные штуки. Сложные штуки. Очень сложные штуки, все сложнее и сложнее, это облегчило бы мне жизнь.
Она. Ночью мы спали.
С этого момента потолок начинает осыпаться. В конце пьесы не останется ни потолка, ни стен.
Вместо них взору зрителя предстанут лестницы, силуэты, возможно, знамена.
Он. Радуга, две радуги, три радуги, Я их считал. Иногда бывало и больше. Я задавал себе вопрос. Надо было отвечать на вопрос. Какой вопрос я себе задавал? Не помню. Но чтобы получить ответ, должен же я был задавать себе вопрос... Вопрос. Как можно получить ответ, если не задан вопрос? Итак, я задавал вопрос, несмотря ни на что, я не знал, что это за вопрос, но все же задавал его. Это было безобиднейшее занятие. Тот, кто знает вопрос, хитрец... Спросим себя, ответ зависит от вопроса или вопрос зависит от ответа. Это другой вопрос. Нет, тот же самый. Радуга, две радуги, три радуги, четыре...