— Те вод не отводили, — ответил я, чтоб сказать что-нибудь.
— Жрецы фараона? — догадался Сергей. — Ну да. Те жезл бросали, и он у них змеей извивался. Да?
— Да.
— Вот так? — внезапно спросил Сергей, и вдруг лукнул с этими словами свою палочку, бросая ее на поляну, — вот так?
Его палочка упала шагах в трех от меня меж иссохшей травы. И, была ли то игра сумерек, — но мне явственно показалось, что эта палочка вся судорожно извернулась меж травы, как проснувшаяся змея.
Мои щеки больно дрогнули от выражения ужаса. И Сергей, очевидно, заметил это. Поспешно подойдя к своей палке, он быстро поднял ее. Бережно, точно лаская, погладил. И сказал:
— Ты не думай, что думаешь: палочка жибленькая. Ежели умеючи бросить ее, она, конечно, может изогнуться опосле. Даже обязательно должна. Ежели умеючи…
Два странных серых луча медленно вышли из его глаз. И прикоснулись к моему мозгу, сердцу и глазам.
Он сел на свое прежнее место, повторяя:
— Даже обязательно должна повиноваться… Если в умных руках.
А я, весь поджигаемый каким-то особым любопытством, вдруг простонал помимо своей воли:
— Сергей… Пожалуйста… Еще…
— Пошутить с посошком? — спросил он меня. — Чтоб вроде совы?
И он бросил палочку прямо над собой, издав губами какой-то звук, похожий на звук птичьего полета.
И я увидел над его головой мелькнувшую сову.
— Жибленькая палочка-то, — снова пояснил Сергей, — может и на манер совы…
Мне стало холодно. Мои зубы чуть ли не застучали. Между тем, Сергей взмахнул над собой рукой, вновь ловя свой посошок, и грубо сказал мне:
— Ну, а теперь идем спать. В караулку. Пора! Пора!
Опять помимо своей воли я простонал:
— Сергей, покажи мне еще! Сергей!
Холод ходил вокруг меня, и два серых луча осторожно ощупывали мой мозг, словно напитывая его каким-то особым мучительно-сладким ядом.
— Сергей! Пожалуйста! Еще! — повторял я со своего пенька.
Сумерки дымились вокруг, и отдаленная стена леса что-то невнятно бормотала на своем непонятном языке.
— Пора спать, — упрямо твердил Сергей, — пора спать! Сейчас пора спать!
Но я прекрасно видел, что он отнюдь спать не хочет. Что он и сам томится весь больным и непреодолимым желанием показать мне нечто.
Нечто совсем уж сверхъестественное. И я даже догадывался об этом нечто. Нащупывал его своим мозгом, отравленным бесцветными лучами, похожими на призраки.
— Сергей, пожалуйста, — стонал я.
Он встал с пенька и подошел ко мне быстрым, неслышным шагом.
— Хочешь? — повелительно крикнул он мне. — Да?
— Да… — точно стонал я.
Лицо Сергея все содрогнулось. И, изгибаясь ко мне, он прошептал:
— Сейчас я могу показать только… Голгофу. Хочешь?
Не в силах вымолвить слова, я кивнул головой.
Сергея точно качнуло. Опять согнувшись ко мне, он просительно выговорил:
— Стань на колени…
— Так?
— И гляди туда. Вон на то облако…
— На то?
— Да. И держись за мою руку.
Плоские губы Сергея старчески шамкали, точно пережевывая жвачку.
— Так?
— Крепче!
Мы переговаривались шепотом, похожим на бормотанье леса. На шорох высохших листьев в глубоких просеках безлюдного леса.
— Крепче!
— Так?
— Еще крепче!
Сергей опустился рядом со мной на колени и что-то забормотал настойчиво и упорно, порой точно приказывая, порой точно умоляя кого-то в тоскливых слезах.
Я стоял рядом с ним на коленях, чувствуя шумное биение его сердца ладонью моей руки.
Так прошла минута. Может быть, две. Но не более.
Я не спускал глаз с облачка, медлительно колебавшегося над зубчатой стеной леса.
— Смотри! — услышал я вдруг повелительный голос Сергея.
Меня толкнуло пламенем. В самую грудь. Я весь колыхнулся и увидел… Я увидел…
Над облаком, потемневшим, как холм, в вспыхнувшем свете поднялись, дрогнув, три креста. И один из них, тот, что посредине, был выше других.
И те, что по бокам, были короче.
И я увидел медные шлемы воинов, суетливо бродивших вокруг, и синий огонь на остриях их копий, и головы теснившейся толпы, и развевавшиеся покрывала женщин…
Я стоял, точно окаменев, весь превратившись в зрение, с головой погружаясь в какой-то фантастический сон. А картина горела передо мной, как марево пустыни.
— Жено! — вдруг услышал я плачущий голос, полный такой нечеловеческой тоски.