— А что ты потребуешь взамен?
— Ничего. Я желаю только сберечь Тебя, как лучший цветок вселенной.
— Но против кого Я направлю копье и меч несметных сил твоих?
— Против тех, которые посягнут на Тебя!
Тот выбросил слова эти, как кипящую лаву, весь содрогаясь от беспредельного гнева. И будто ураган дохнул на тихую поверхность озера. Оно на минуту вскипело, но успокоилось вновь. Лицо Учителя оставалось светлым и безмятежным. Тот, еще содрогаясь, как тяжелое море под дыханием бури, сказал:
— Ты — прекрасный цветок, ошибкой выросший на дне безнадежной пропасти. И вот я хочу стать на страже перед Тобою с копьем и мечом моим. Да не упадет на Твою чистейшую голову ни один камень надвигающейся лавины! Пойми меня. Я тот, который никого никогда не любил. И вот я прошу у Тебя ныне: дай мне быть стражем у ног Твоих!
Учитель отвечал:
— А Я снова и снова скажу тебе: меч и копье разрубают кости и тело, но нс побеждают мысли. Мысль может быть побеждена лишь мыслью. Истинно говорю Тебе, Я — Царь мысли! И единый победитель ее!
— Но в их руках уже блестят приготовленные для Тебя гвозди.
— А в Моем сердце уже приготовлены для них любовь и прощение.
— Безумец! — воскликнул тот в муках и горе. — Вот я хорошо вижу: с веселой песней они уже плетут те бичи, которыми они будут истязать Твои неповинные плечи!
— Не ведают бо, что творят. Я в них, и они во Мне. Если бы они не ждали Меня так жадно, как Я мог бы прийти к ним?
И Он повторил ясно и с твердостью, будто переплетая благовонные цветы:
— Я в них, и они во Мне!
В бесконечной тоске тот воскликнул, словно выбросив сноп пламенных искр:
— И тот нумидиец с дрекольем и гвоздями в руках — он тоже в Тебе?
— Я сказал то, что сказал, — послышалось в ответ.
— О, Ты слишком добр для того, чтобы верно оценивать вещи!
— А ты слишком зол для того, чтобы хорошо предвидеть будущее.
— Я вижу все, что есть, и таковым, как оно есть, — воскликнул тот голосом, похожим на звон меча. — И если хочешь, можешь испытать мою дальнозоркость всем, чем хочешь! Слушай! Я прошу у Тебя испытания, как милости! — добавил он, как бы в мучительном сокрушении.
— Изволь, — проговорил Учитель. — Закрой на одно мгновение твои очи.
Две молнии потухли над изумрудным престолом, и тишина заворожила землю. Слышно было дыхание цветов:
— Тише! Сейчас даст свой последний ответ Учитель и Бог наш!
А Учитель подошел к кустарнику олеандра, усеянного бледно-розовыми цветами. И ветвь кустарника протянулась к руке Его. Он взял цветок, и тот остался в Его руке.
— Се не для Меня, а для неверующего, да будет и он верующим, — проговорил Учитель.
И, склонившись затем к песку, он что-то извлек из него в свои персты, сделав воронкообразную ямку.
Тот с закрытыми очами спросил Его:
— Ты ответишь мне как и всегда: притчей?
— О да, — ответил Учитель и добавил: — лови и испытай свою дальнозоркость!
И Он бросил к зеленому престолу то, что было в руках Его.
Две молнии вновь блеснули над озером, но минуту все было тихо по-прежнему.
Тот со вниманием разглядывал на своей ладони брошенное Учителем, вдруг будто испугавшись возможности ошибки. Но затем он заговорил могучим рычанием пробуждающегося барса:
— Вот все, что я вижу на ладони моей без ошибки, так, как оно есть. Цветок олеандра, прекрасный и девственно чистый…
— И еще что?
— И еще что-то похожее на тлен, на кусок мертвого праха, на обломок бесплодной губки, высохшей до потери последней капли жизни!
— Хорошо ли ты разглядел то, о чем говоришь?
— Я вижу то, что есть. И я угадал Твою притчу. Девственно нежный цветок олеандра — это Ты. А кусок мертвой губки — тот нумидиец, который приготовил для Тебя бичи и гвозди.
— Ты сказал все?
— Все, что есть!
— Слепорожденный! — воскликнул Учитель с горечью. — То, что ты принял за кусок мертвой губки, есть высохший корень того же олеандра. И какой же садовник, желающий взрастить цветы, вместо того, чтобы напоить дремлющий корень живой водой, станет крошить его безумным ножом?
И, повернувшись к озеру, он сказал:
— Озеро Галилейское, тебе говорю Я: напои жаждущего, дабы ему не томиться во тьме и смерти, а развернуться цветком ради осуществления правды!
И тихое озеро, дремавшее, как огромный опал, среди блеска и зноя, вдруг дрогнуло, толкнув волну. И волна тихо всползла на берег, шипя, наполнила воронкообразную ямку и мягко отпрянула вновь.
— Истинно говорю тебе, — воскликнул Учитель, обращаясь к одетому в багряницы, — завтра же здесь будут цветы, как и тот, который в руке твоей!