Все померкло на мгновение перед моими глазами, бросив в зеркало черной тьмою. А потом вновь все прояснилось в безмятежной лазури. И я, смертельно изнемогая, увидела: четверо разбойников держали за ноги и за руки моего Костю. Он был тяжко ранен, и никло бледное лицо его. А пятый негодяй кривою саблей вырезывал на его лбу, на лбу моего милого мужа, какие-то страшные знаки. Издевался, мучая раненого… А потом все пятеро замахнулись на него саблями.
Страшные зеркала хотели заставить меня быть свидетельницей предсмертных пыток моего мужа. Я выкрикнула что-то непонятное, вскочила на ноги, с силой ударила зеркалом в зеркало, с яростью истребляя моих мучителей. Целый дождь острых и злых искр осыпал меня, как будто проникая в мой мозг. Я упала на пол. Через полчаса меня взяли от Рабданки мой дядя и моя мама. Прежде чем увести меня от него, они выспрашивали бурята, что такое увидела барыня в зеркале, отчего она так смертельно напугалась. Но тот отнекивался полным незнанием, разводил руками и невнятно шепелявил:
— Я зе нисего не зняю! Я зе сам себе денезки не плясил, ни зельтенькие ни беленькие, как зе я увизю? Почему так? Лязьве зе мозно далём?
А я пролежала целый год в лечебнице для нервно-больных…
Тонкая молодая женщина с нездешними глазами тяжко расплакалась, припадая к столу.
Мы безмолвствовали, поникнув, не поднимая на нее глаз. Потом кто-то робко спросил, боясь прикоснуться к изболевшей душе:
— А как объяснили вам официально смерть вашего мужа?
Она чуть приподняла голову.
— Официально? Был послан с двумя казаками на разведку и без вести пропал вместе с ними. Так сообщил мне штаб.
И женщина вновь припала к столу. Через четверть часа мы навсегда расстались.
Убийство майора Арса
Пленный немецкий лейтенант с задумчивыми серыми глазами и медлительной речью, после того, как его сытно и вкусно покормили у нас в штабе дивизии, рассказал, попивая кофе, нижеследующее:
— Я — писатель. На войне меня больше всего интересовали те исключительные истории, те загадочные случайности, которые бывают так похожи на вымысел, порождение больной фантазии, на кошмар, на лихорадочный бред. Таких историй записано у меня более десятка. И среди них убийство майора Арса, моего ближайшего начальника, надо считать самой выдающейся по своей исключительности и выдержанной стройности. Эта история похожа на какую-то геометрическую теорему, весьма сложную, но и изумительно цельную по своей глубочайшей последовательности. Словом, вот вся эта странная история с начала и до конца, во всех ее промежуточных стадиях.
Мы находились в Северной Франции, в живописных окрестностях замка графов Гранкер-де-Бельом. Три представителя этого знатного рода дрались в рядах французской армии, а четвертая — молодая девушка, двадцати лет, состояла сестрой милосердия в одном из полевых лазаретов. Будучи захвачена нами в плен, она временно проживала в своем родовом замке, где занимал две комнаты и командир нашего батальона, майор Арс. Это был высокий и тонкий человек 52 лет, сухой телом и душой, вдовец, презиравший женщин, формалист до мозга костей, во имя буквы закона готовый попрать все. И вот эта девушка, надменная графиня Гранкер-де-Бельом, была застигнута однажды в то время, когда она передавала сельскому мальчишке записку, как оказалось, — письмо к своему брату-офицеру. Записка сообщала весьма подробно о расположении наших войсковых частей в окрестностях замка и умоляла офицера напасть на замок, чтобы выгнать из родового гнезда «проклятых бошей», как презрительно обзывала нас записка надменной графини. Как мог откликнуться на подобный факт такой черствый формалист, каким был майор Арс? Конечно, он приговорил графиню в тот же день к расстрелянию. И сам пожелал привести этот приговор в исполнение, дабы показать пример молодым офицерам.
Однако, когда он скомандовал взводу, ни один солдат не решился разрядить своего ружья в девушку, да еще одетую в костюм сестры милосердия, и майор Арс, приблизившись к ней, вынул браунинг и убил ее выстрелом в левый висок, в упор, чтобы показать солдатам пример беспрекословного повиновения воинскому уставу. Это произошло без четверти семь утра. Это прошу запомнить, как и то обстоятельство, что графиня была убита им в левый висок. А в семь вечера девушку уже хоронил кюре на нашем сельском кладбище. К довершению всего, майор Арс, видимо, желая несколько загладить все содеянное им, совершил вновь возмутительную бестактность: он пошел на похороны девушки и даже понес ей огромный букет алых роз. Конечно, он хотел показать этим населению, что он только суровый исполнитель сурового закона, но что в сердце своем он вместе со всеми готов оплакивать самым искренним образом погибшую девушку; однако вы сами можете себе представить, какими негодующими взорами майор был встречен на этом кладбище. Кюре, увидев его с цветами в руках, воздел глаза к небу и в понятном возбуждении воскликнул: