Ну и, естественно, ведро яблочного компота, которое должно было пойти на запивку блинов, тоже уже было готово. А из-за этого компота у меня с Никой, с поварихой нашей, даже возник небольшой спор. Она собиралась яблоки чистить и выковыривать из них червяков.
Ну, вам, наверное, случалось быть в колхозных яблоневых садах Саратовской области. Ни на каком Halloween потом я не видел столько паутины. В июле на деревьях уже не было ни одного листочка и все яблоки, которые еще не попадали, были донельзя маленькими и изъеденными червяками во всех возможных направлениях. Как можно было из них всех этих червяков выковырять? Надо было положить эти яблоки в ведро с водой, прямо из мешка высыпать туда сахар и варить полчаса. Вот и все. Ну а Ника готовить компот таким образом отказалась наотрез. Так что пришлось и это мне самому сделать. И ведро компота уже стояло готовое несколько часов в холодке.
А вот о чем еще никто, кроме меня, не знал, так это о стоящей одиноко фляге на прямом солнце. Она была наполовину заполнена остатками прошлогоднего забруса. За месяц до того я залил ее водой и добавил пачку дрожжей. Ну, вы знаете, наверное, как тяжело хорошему меду начать бродить. Что уж только я ни пробовал. Бухнул туда какую-то зачерствевшую буханку черного хлеба, которая начала уже немного плесневеть с боков. Потом добавил прокисшей сметаны. Но это было все абсолютно без толку. Хорошо еще, что кто-то из местных надоумил меня собрать овса, который у нас везде в том году взошел по краю дороги. И я долго повозился с ним, пытаясь растереть его хорошенько, прежде чем кинуть во флягу. Наконец, ближе уже к концу июля, медовуха пошла. И когда я пробовал ее тогда, я уже почувствовал в ней, знаете, такую зарождающуюся силу. И к первому дню откачки, по моим расчетам, она должна была достигнуть полной степени готовности.
Я увидел, как Кирилл покосил глазом на стол, за которым потихоньку рассаживалась вся наша компания. И мы побрели туда тоже и как-то довольно быстро развеселились. И уже за целый день никто из нас ни разу не вспомнил ни о корпусах с рамками, ни о вощине, ни о бюрократах и ни об известном ораторском приеме греческой философии – демагогии.
Г л а в а 4
– Слушайте меня внимательно, – сказал Веня. – Вы слушаете меня внимательно?
– Да, – сказал я.
– Скопируйте функцию GetLastForwardPrice из модуля ccrvbt20.c. Назовите ее как-нибудь и сделайте точно такие же изменения, какие мы делали сегодня утром. Вы помните, чему я учил вас утром?
– Да, – сказал я.
– Очень хорошо, – сказал Веня. – Потом вы должны позвать эту функцию перед всеми вызовами вот этой функции, кроме этого места. Вы записываете?
– Нет, – сказал я.
– Очень плохо. Вы должны все записывать. Если что-то непонятно, спрашивайте сейчас. Потом у меня не будет времени. Вот этот кусок кода вы вставите вот сюда. Понятно?
– Да, – сказал я.
– Нет, не сюда, а вот сюда и еще во все такие же места в dcrvbt20.c, bcrvbt40.c и ccbcdc10.c. Это не надо записывать. Я послал это на принтер. Не надо сейчас брать – возьмете потом. Вы все поняли? У вас есть вопросы?
– Нет, – сказал я.
– Вы опять ничего не поняли? – спросил Веня.
– Да, – сказал я.
– Что значит “да”? – спросил Веня.
Ноги
Пичурино, 10 июля 1989 года
Мы сидели на пасеке. Обстановка была такая: подсолнух цвел вовсю, но нектар не выделял. В общем – муть.
Ну, конечно, это я так говорю, чтобы вам понятно было. А вообще-то у нас так никто не говорит: “нектар не выделял”. Говорят просто: “не выделял”. И все. И всем все понятно. И не надо никаких лишних слов.
А вот почему подсолнух не выделял, никто не знал. И жарко было, и дождь недавно прошел, а он не выделял и все тут.
Я сидел в ожидании завтрака и читал газету, которую мне вчера оставил Аркаша. Газета была за прошлый год и имела мудреное название “The Wall Street Journal”. А когда Аркаша оставлял мне ее, у него был такой вид, как будто он отдавал мне самое ценное из того, что у него когда-либо было.
Я уже с полчаса не мог продвинуться дальше одной статьи в этой газете и пытался понять, о чем в ней идет речь.
Там говорилось об акциях какой-то компании. И все думали, что эти акции должны были пойти вверх. И думали так, несмотря на то, что вместо дохода в семь центов за год, который у компании был в восемьдесят седьмом году, она объявила об убытках в одиннадцать центов. Почему при этом все думали, что акции должны были пойти вверх, понять было весьма трудно.