И вот именно эти первые восемь рассказов долгое время ходили по рукам моих друзей и знакомых. И когда я получил от них некоторое одобрение, я стал писать еще и написал “День железнодорожника”, “Аленка”, “На полу”, “Белое Рождество” и все главы о жарком лете девяносто седьмого года. Рассказы мне самому, конечно, показались очень удачными, и я стал их включать один за другим в книгу. Тогда-то я и решил поместить ее в Интернет.
После этого я получил уже действительно много отзывов. И я подметил, что в целом положительными оказались только местные. А в России мою книгу не одобрили, и один мой знакомый из Москвы позвонил мне и сказал, что повесть моя ему совсем не понравилась.
И я сразу вспомнил, как Мишка на работе как-то сказал Брюсу: “Я с тобой не согласен”. После этого Брюс ходил ужасно мрачный. То есть улыбался, конечно, но как-то вымученно очень, и все пытался у меня выяснить, почему Майк (то есть Мишка) с ним так грубо поговорил.
Я, конечно, Мишку отругал за его грубость как следует. И Мишка почему-то решил, что теперь в таких случаях он будет говорить, что это очень интересный вопрос.
– А ты знаешь, когда так говорят? – спросил я.
– Когда? – сказал Мишка.
– Когда не знают, как ответить на вопрос.
– Правда?
– Да, а ты, когда с кем-нибудь не согласен, лучше говори, что это очень интересная точка зрения.
– А если согласен?
– Тогда говори “абсолютно”, вот и все.
– Это очень интересная точка зрения, – сказал Мишка.
– Ладно, это уже намного лучше. Только ты думай, как теперь с Брюсом быть.
– А как с ним быть?
– Давай позовем его в ланч пива попить.
– А в ланч разве можно пиво пить?
– Слушай, – ответил я Мишке, – человек, который может сказать “Я с тобой не согласен”, о таких тонкостях, как попить или не попить пива в ланч, не должен размышлять. Это просто не вяжется с его образом.
Мы редко пьем пиво в ланч, а уж больше, чем по одной бутылке, не пьем никогда. Но тут пришлось. И Брюс отошел как раз только в середине второй. Так что не зря я все это затеял. В полном согласии с девизом, который у нас в ту пору был: “The right relationship is everything”.
А еще один мой российский приятель сказал, что у меня в книге много отклонений от правил русского языка. И я ему заметил, что это довольно сложный вопрос, что такое правила языка и все такое прочее. В ответ на это он как-то криво улыбнулся и сказал еще, что не очень-то понимает, о чем моя книга. Я пытался объяснить ему, что я думаю на этот счет. Но мне показалось, что эти мои объяснения его не убедили и у него осталось все-таки отрицательное отношение к моему творчеству.
А потом я зазвал его к нам на барбекю. Стали мы его расспрашивать, понравился ли ему Нью-Йорк. И он сказал, что Нью-Йорк ему понравился, но не очень, и что его удивило, что девушек у нас тут красивых нет. Ну, над этим мы все от души посмеялись, и я даже успокоился, что мои рассказы ему не понравились.
А теперь я перехожу к местным откликам.
Сильно меня за стихи ругает местный народ.
– Что это у тебя такое? – спрашивают.
– А что такое? – говорю.
– Вот это: “и медовый запах пряный мысли спутает в уме”. Как это?
– А что тут такого? – говорю. – Думаете, не спутает, что ли?
– А “пьяный – полупьяный” – это что, рифма?
– Слушай, – сказал я как-то одному такому умнику, – а ты сам-то когда-нибудь стихи писал?
– Писал, – сказал он мне.
– Ну прочитай, что тебе очень нравится.
Прочитал он мне какое-то четверостишие.
– Э, – сказал я, – у тебя же там глагольная рифма. У нас, у поэтов, глагольная рифма как бы вторым сортом считается.
– Какая такая глагольная рифма? – спросил мой приятель.
– Обыкновенная: “выбирать – умирать”. Так что с твоими стихами осечка вышла.
– А это не мои стихи. У меня так здорово не получится.
– Значит, у тебя еще хуже, что ли? – спросил я его, и тут же от него отошел, и больше ничего ему говорить не стал.
Когда моя книга уже была в Интернете, я все продолжал работать над серией рассказов о жарком лете девяносто седьмого года. И по мере того, как я это делал, все чаще и чаще народ стал говорить, что книжка нелегкая получается и что приходится ее перечитывать, чтобы все понять. Тогда я решил самые основополагающие мысли повторять, как минимум, дважды. А одна моя знакомая, которая учится на адвоката, сказала мне недавно, что это, на самом деле, очень известный прием. Что они как раз только что изучали все это в адвокатской школе. Их там учили, что любой документ надо начинать с того, чтобы рассказать, о чем он, а потом уже можно излагать все подробности. И в заключение надо обязательно вкратце повторить, о чем только что шла речь.