Философ махнул рукой – проходите быстрей.
Я устремилась к третьему ряду и уселась рядом с Линой, Алан сел по другую сторону от меня.
- Привет,- поздоровалась она, параллельно мучаясь над конспектом. Почерк у нее был просто загляденье, не то, что у меня.
Я достала альбом с зарисовками и выложила перед собой. На обложке цвел багровый цветок, тянулся к зрителю всеми алыми лепестками. Цветок страсти и любви, так я его окрестила. И разрисовала все вокруг невесомыми печальными женскими фигурками, сердечками, которые создавались в релаксации чисто рефлекторно, резными крестами, грозящими болью, пышными цветами и звездами, несущимися к земле в бешеном порыве и рассыпающимися в пыль.
Сидишь, строча конспект, и любуешься в перерывах. Да еще вдруг мысль какая-нибудь придет.
Открыла тетрадку, всю разрисованную на полях и принялась постигать сумрачную бездну знаний, щедро изливающуюся на мою несчастную голову.
Вскоре, Лина написала на листочке и сунула его мне :
«А это кто? А.?»
«Да. Потом поговорим», - ответила я
«А он с нами учится?»
«Временно»
Что за любопытствующая! Естественно Алан, через мое плечо все прочитал, правда, не знаю смог ли он разобрать мои творчески хаотичные каракули.
«А…»- начала писать Лина, но я не дала ей закончить, прошептав сердито:
- Потом.
Она кивнула и обиженно отвернулась от меня.
«Опять со всеми перессорилась»,- расстроилась я мысленно, продолжая свою научную деятельность.
Приписала:
« Извини…»
Линка ответила, широко улыбаясь:
«А ты идешь на бал? Я нет, уж больно тягомотно репетировать, да и не мое это все!»
«А я пойду»,- содрогнувшись от страха и смущения, приписала я.
«Я уже знаю с кем», - старательно нацарапала Лина, хитро улыбаясь.
Я принялась с таким энтузиазмом зачеркивать написанное ею, что на меня желтым оком под конец глядела дыра.
А Линка хихикала, как девчонка.
«Не твое дело»,- отрезала я.
И стала думать, что же я скажу ему, приглашая его на бал. О, боже, какое слово - бал! Разноцветные огни, свобода, скользящий паркет под ногами, вихрь танца и мечты. Его объятия – словно солнце, единственное солнце во тьме моей жизни!
Я принялась придумывать речь.
После пар мы шли домой. Сначала проехали пару остановок на метро и теперь добирались пешком. Машины лились по дороге полноводной гудящей рекой. Небо было нежно-бирюзового оттенка, а облака текли как льдинки, в сумрачной дрожащей воде. Солнечный робкий свет клубился и летел, падая на снег, словно крылья золотисто-белой птицы.
Мы свернули с Новосмоленской набережной, и пошли дворами. Я подставила лицо весеннему ветру. Словно касание юности, мечты и любви. Той любви, которой мне так не хватало! Сколько раз, слушая песни - печальные, трепетно - красивые, и несбыточные, я хотела плакать, хотела рыдать, хотела…была готова даже на все! Даже на смерть, лишь бы встретить его.
А теперь встретила. Я бросила на него взгляд искоса. И что мне теперь делать?
Я сжала руки в карманах, и опустила голову, так что волосы упали на глаза.
Я его вряд ли интересую.
Почему? - спросите вы
Я слишком… слишком невыносима. У меня куча недостатков и я не спешу от них избавиться. У него тоже немерено. Хотя бы упрямство, и то, что он может быть страшным, взбешенным, чужим.
И я боюсь любви. Боюсь влюбиться, потерять и так навсегда утерянную с рождения голову, боюсь отказа.
И он будет.
Кэтис или девушка из стиха.
Тайны между нами стеной.
И пусть!
Стиснутые кулаки, упрямый взгляд, чеканный шаг.
Спросить или умереть!
Быть смелой! Зубы сжаты до хруста. Иначе можно хоронить свое будущее, так и не начав жить.
Лишь к отважным, снисходит удача, одаряя улыбкой своей.
Я остановилась неожиданно и Алан едва не налетел на меня.
Он удивленно посмотрел на меня, спросил обеспокоенно:
- Мери, что случилось?
Я мялась, уставившись на нервно сцепленные пальцы.
И сказала:
- Я давно хотела тебе сказать… пригласить,- о господи, что я делаю! Я же потеряю его!
Страх во мне рос, ширился, как перед экзаменом, поднимался подобно липкому, и ядовитому туману. Парализующему. Лишающему способности двигаться и говорить.
- Что сказать? - мягкий голос Алана.
И я говорю робко и неуверенно, преодолевая клубок нервов, свившийся в груди:
- Пойдешь со мной на бал? – тихо, но гордо.
- И почему ты приглашаешь меня, а не кого-нибудь другого?- взволнованно и тревожно.
Что мне сказать?Нет, что мне сказать?!
Я выпалила, совершенно не думая, что говорю, на автомате:
- Ты мой друг... поэтому и…- мысль - признание, мысль-истина: «Люблю, люблю, люблю, люблю… тебя…», но я вовремя остановилась.
Он быстро отвернулся, и я не увидела ответных эмоций на его лице.
Алан подошел к скамейке, стоящей на дорожке рядом с подъездом дома, мимо которого мы проходили, и сел. Даже снег не стряхнул
Какой-то понурившийся и несчастный.
Лучше б я его ударила!
Я не могла сказать ему о моей любви, только не так скоро, только б знать о его чувствах ко мне!
Я уселась рядом и скрестила ноги.
Прошептала, склонив голову:
- Ну, что же ты…
Взгляд, как лезвие ножа.
- Я к тебе очень хорошо отношусь, иначе бы…- продолжила я.
- Извини,- смутился он, как будто сам испугался своей вспышки,- все нормально,- и яркая, притворная улыбка.
Я попыталась улыбнуться, но у меня ничего не вышло! Не умею я притворяться! И не хочу!
Я пошла вперед по дороге и, обходя дом, завернула за угол. Стена была так близко около дороги, как будто дорога обнимала дом.
Я слышала шаги Алана за спиной, но не оборачивалась.
Я смотрела ввысь. Птицы разрезали небо крылом, расчерчивая его… Словно маленькие самолетики. Такие вольные, хрупкие и сильные! Сила их в своей свободе, в вечном полете…
Почему я не могу взлететь?
Я хотела лишь этого всю свою жизнь. Я стремилась лишь к этому. К ощущению паренья над бездной. Рассечь облака, устремится вверх.
Любить, мечтать, творить….
И я увидела как ослепительной кометой несется ко мне моя смерть.
Камень – черный, громадный падает могильной плитой. Прямо мне на голову.
Я хочу броситься прочь, хочу убежать.
Остаться живой!
Но не могу.
Не могу сделать ни шагу. Я словно застыла в пространстве и времени, словно умерла. Я могу лишь смотреть, оцепенев, как смерть с каждым мгновеньем все ближе и ближе ко мне.
Вдруг кто-то бросается на меня сзади.
И сносит меня своим телом вперед. Мы катимся по снегу, а камень рушится на то место, где я стояла.
- Как хорошо, что ты пошел со мной,- благодарно прошептала я, поднимая голову с груди Алана.
- А ты не хотела,- обиженно пробурчал он.
- Давай прищучим мерзавца! - с победным воплем я вскочила и бросилась к открытому подъезду.
Камень мешал двери закрыться, поэтому я легко вбежала внутрь.
Я помчалась по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней. Чуть не падая, едва не срываясь вниз, хватаясь за скользкие перила руками, карабкаясь выше, выше, выше. Выше!
Ярость свила гнездо во мне. Ярость испепеляла меня изнутри, рождая в муках боевого дракона. Ярость владела мною безраздельно, окутывая меня точно облаком и пропитывая кожу, кости, мышцы и нервы.
Не было больше Марии! Не было больше меня!
Было лишь обжигающая ненависть, имя которой месть.
Алан звал меня, но я не слышала, обогнав его на несколько пролетов.
Наконец я добралась до выхода на крышу.
Рванула приоткрытую дверь. Выбежала на крышу, заметенную снегом.
За спиной хлопнула дверь, закрываясь, и лязгнул засов.
- А вот и свиделись! Такой сюрприз! Даже ждать не пришлось,- радовался несостоявшийся убийца.