Вот именно, что ничего. «Мы всего лишь друзья» - я сажусь на холодные ступени. Я слишком много раз ошибалась, чтобы вдруг поверить. Хотя я противоречу сама себе. Частенько сумасшедшая вера в его любовь взрывает меня изнутри, словно вдохновенье и безумная надежда ослепляет меня.
Я жду, что она скажет. И я предчувствую ее следующие слова.
И она сообщает мне:
- А ты знаешь насколько ваше общение опасно?
«Я не откажусь от него»,- железная решимость лишь крепнет от ее слов.
- Нет,- отрезаю я.
- Если тебя поймают с ним без документов - его убьют и тебя тоже - она печально смотрит на меня, а в ее глазах мерцает издевательская улыбка – «попробуй - откажись!» - и ты, милая деточка...
Весь мой страх, все мое отчаяние - неистовый ужас, что он послушает ее, взрывается, и лохмотья застенчивости и стеснительности летят по сторонам.
- Я вам не деточка,- медленно и угрожающе говорю я.
Теперь она меня точно возненавидит!
- А ты интереснее, чем я думала,- шепчет она,- но тебе это все равно не поможет.
- Слабачка не смогла бы остаться живой,- тихо-тихо, едва слышно бормочет она, будто меня здесь и нет.
- Ты хоть понимаешь, что сама заварила эту кашу? - обращается она, наконец, ко мне.
- Какую кашу? - интересуюсь я.
- Ты не смогла б создавать миры, никогда, если б не твоя фантазия...
Я думала, что миры просто возникают из ниоткуда, я думала - они лишь то место, что явилось мне в виденьях...
Я думала...
- А... а все это создала я? Значит, оно слушается меня? - изумляюсь я.
Эрит хрипло смеется.
- Маленькая... - мне кажется - она хочет сказать другое слово. Я слышу, как оно тает в сумраке - " дурочка", - путешественница, ты до сих пор не поняла, что эти миры - твои?
Я качаю головой.
- Алан и тот подозревал, - она наклоняется ко мне и шепчет,- но он никогда не верил до сих пор. Даже не смел, даже закрывал глаза на то, кто я. И думал, что его бабка сумасшедшая. Ты сломала его мир.
- Нет,- я с вызовом смотрю на нее,- я открыла ему свой!
Я построила нам новый!
- Не до конца, И как бы ты ни хотела, он не полюбит тебя. У него уже есть другая.
Мой рот кривится в судорожной улыбке. Сам по себе. Я не могу дышать, не могу перенести это нескончаемое мгновение. Я не могу оторвать от нее взгляда. Миг и я буду поймана.
Я выпрямляю спину, секунда и она сломается, и заявляю - спокойно и уверенно:
- Он всего лишь мой друг.
Ведьма пожимает плечами и шепчет так, что я едва ее слышу:
- Ври, ври... не мне.
Затем говорит:
- Я предлагаю тебе сделку - я дам тебе книгу. В ней все, что нужно. Ты овладеешь своим даром в совершенстве. Ты научишься влиять на миры, как мать влияет на ребенка. Ты узнаешь, как доставать из них то, что надо. Ты найдешь в себе тысячу возможностей своего дара... пока не открытых. Но ты не вернешься в наш мир никогда. И знай - меня не обманешь. Особенно после клятвы души.
О, искушение! Страсть, жажда получить бесценную книгу. Раскрыть колодец своей силы до дна. Испить могущество, заложенное в тебе.
Но цена слишком высока. Выше неба.
Цена ошибки. Разваленная жизнь у меня и него.
Я смотрю на нее чуть ли не с ненавистью.
- Неужели вам не жалко Алана. Почему вы думаете, что можете решать за него?! Вы легко можете сломать ему жизнь!
- Ты никогда не будешь настолько важна для него,- со спокойной уверенностью говорит Эрит, и я раскромсана на куски этими словами, как топором мясника.
Но выпрямляюсь и тихо говорю.
- Вы не можете этого точно знать,- я не могу молчать. Меня жутко бесит эта самоуверенность!
- Ведьмы знают многое,- улыбается она,- больше чем ты можешь себе представить.
- Все равно – нет! – отрезаю я.
- Потом не жалей,- добавляет она и уходит.
Я сажусь на холодный камень и плачу, закрыв лицо руками.
Я оплакиваю то, что никогда не сбудется, и то, чего я хочу, желаю, жажду больше всего на свете.
Любви, которая вечна.
Любви, которая чиста и светла, как крылья ангела.
Любви, которая несбыточно-прекрасна, как самая чарующая картина.
Когда и ты и за тебя готовы умереть, броситься под пули, пережить немыслимые пытки.
Любви, которой нет.
Для меня.
И в тоже время она светиться в моих глазах, бьется в моем сердце, жжется в моей крови, как лава вдохновенья. Я и она неразделима.
Но только она односторонняя.
Потом я лежу и смотрю в небо.
И покой нахлынул на меня тишиной.
Я – свободна.
Я – счастлива.
Я забываю о нем.
Я танцую, просто танцую во мраке.
Я лишь луч луны, я лишь плащ мглы, я просто движение, фейерверк радости.
Я кружусь, вскидываю руки, приседаю, склоняясь в реверансе.
Я танцую для неба, я танцую пред небом, сияющим в моей душе.
Я танцую для Него, если б он мог видеть меня.
И эйфория, журча, струится по моей коже, омывая ее лучистым светом.
Вдруг я замечаю движение около двери.
Алан идет по траве.
Он улыбается, и шепчет:
- Давай станцуем вместе.
Я отвечаю улыбкой и отступаю. Я ухожу во мглу.
Шепот ночного смеха обнимает меня.
Я приседаю в реверансе и предлагаю:
- Отрепетируем бал?
И две руки – сильная и хрупкая, нежная сплетаются в трепещущем блеске ночного светила.
И мы танцуем - отраженья друг друга, и мы танцуем всю ночь напролет.
И даже музыка не нужна нам - тем, у кого она звенит в сердце.
Утром, когда мы завтракали – настоящей, вкусной едой – яичницей с хрустящим сочным беконом и свежими помидорами, сидя с Аланом друг напротив друга, явилась Эрит.
Я внутренне скривилась.
- Я решила,- сообщила она Алану.
Тот кивнул и посмотрел на меня с такой тоской, будто его рвали на части безжалостные бешеные собаки.
Я наклонилась к нему и шепнула:
- Не делай этого,- я не знала, что он хотел сделать, но чувствовала, что это не принесет ничего хорошего.
- Я должен,- ответил он,- так будет лучше. Я скоро вернусь
Встал и ушел с Эрит.
Я смотрела им вслед, и ничего не могла сделать, а тревога жгла меня изнутри раскаленной сталью.
И настроение было, как тогда.
Светлый летний день. Кристально ясный. Солнце плавит воздух, расщепляя его на молекулы. Я иду сквозь жар, и на душе моей глыбы льда.
Я не знаю, что мне делать.
Я сижу у колодца, болтаю ногой, и смотрю, как текут облака в синеющей лазури.
Почему мне так плохо?
Почему я чувствую себя чуть ли не мертвой?
Почему? Почему? Почему?
Звонит бабушка. На мобильник
Я начинаю болтать с ней о всем подряд, лишь бы отвлечься.
Тревога корочкой инея покрывает мою кожу изнутри, как стекло мороз серебристыми, сверкающими узорами.
Она резко обрывает меня, и велит, чтобы я позвала маму.
Я отдаю телефон маме, которая собирает овощи в огороде.
Мир двенадцатилетней девочки, мир полный чарующих фантазий и полетов, рушится, как небоскреб, взорванный террористами.
Мир сгорает в агонии горнила. Мир умирает, и я умираю вместе с ним.
Ежик в коме.
И я молюсь отчаянно, искренне, веря, надеясь, что бог поможет, спасет Ежика, спасет нас всех.
Но богу плевать на нас. Иначе бы этот мир был бы другим.
Я молюсь, и слезы рисуют на моем лице узоры тьмы.
Я молюсь, и свет трепещет в буре мрака, ужаса неизмеримого и несравнимого ни с чем.