Альбом зарисовок, сделанных Брейгелем во время этого путешествия, утрачен. Может быть, он сгорел вместе с другими бумагами и рисунками, которые художник просил уничтожить после его смерти? Naar het Leven: эти слова, которые приблизительно переводятся «В подражание живому», «В соответствии с натурой», определяют жанр серии. Брейгель иногда записывал рядом с рисунком пословицу, обиходное выражение, специальное название какого-то предмета или инструмента. Иногда — мысль, которая пришла ему в голову, пока он шел по дороге. Иногда он оставлял пометки, указывающие на цвет поля, деревни, какого-то костюма, шляпы, кувшина на столе. Рисунков было много: люди, сидящие в трактире; лодки на канале; телега на берегу; луковица колокольни; кузнец, подковывающий лошадь в окружении любопытных ребятишек; маленький разоритель гнезд, у которого с головы слетает шапка; петух; сноп; лис; женщина с корзиной на коленях, сидящая под деревом (отдельно воспроизведены деталь вышивки на подоле платья и орнамент сплетенной из ивняка корзины). Хутора в полях; деревенская улица; фасад дома с сидящим на коньке крыши воробьем и ограда. Строительство деревянного моста. Сегодня мы знаем, что рисунки, которые долгое время приписывали Брейгелю, известные под общим названием Naar het Leven, почти все принадлежат художнику из Северных Нидерландов, родившемуся через семь лет после смерти Брейгеля; однако они, несомненно, имели много общего с «Голландским альбомом» Брейгеля, и, быть может, их ложная атрибуция объясняется именно этим сходством. Наброски делались красным или черным мелом, потом прорабатывались пером — тем же, что использовалось для записей. Я представляю себе, как Брейгель рисовал (согнувшись под ветром или моросящим дождем, от которого вряд ли спасал навес) всех этих нищих; бродячих торговцев, предлагающих женские безделушки и колокольчики; дровосеков с их топорами — а по вечерам, при желтом свете свечи или пунцовых отблесках горящих углей, вспоминал дневной отрезок пути, писал на досуге письмо далекой Марии и прорисовывал еще раз скрипящим пером, окуная его в чернила цвета ночи, эти образы, пришедшие то ли из реальности, то ли из сновидения.
Эта земля подобна дырявой лодке в открытом море — из нее нужно постоянно выкачивать воду. Человеческий гений обращает силу ветров, направляющих к земле волны, против моря, используя в качестве ловушек паруса и колеса. Дикие ветры мчатся издалека, свободные ветры, владыки неба, — но, попадая в ловушки из холста или дерева, становятся ручными, как волы, влекущие плуг. Многие страницы «Голландского альбома» заполнены изображениями водоподъемников, wipmolens. Их лопастные колеса поднимают воду только до высоты человеческого плеча, поэтому приходится устраивать на разных уровнях несколько бассейнов, последний из которых соединяют с каналом, отводящим воду в море. Иногда в одном месте можно было увидеть до шестидесяти таких подъемников, установленных на специально выровненных площадках-ступенях, и все они работали одновременно, осушая озеро или болото.
(Видел ли Брейгель водоподъемники с Архимедовым винтом? Такие сооружения, в которых вместо колеса используется наклонная спираль, позволяют поднимать воду на высоту дома. Эти tjaskers, небольшие по размеру, располагались у самой кромки воды, и их наклонный вал входил в воду, как заступ в землю; надземная часть была снабжена крыльями, а часть, погруженная в воду, имела колесо. Невозможно странствовать по этой осененной крыльями стране, под шум парусов и ветра, среди теней, отбрасываемых вращающимися лопастями, и не восхищаться двумя покоренными, прирученными стихиями — ветром и водой, — которые человеческая предприимчивость соединила в одно целое; невозможно без глубокой радости, почти что гордости, без того удовольствия, что некогда испытывал Дедал, видеть, как из этого непрерывного кружения, из этой безостановочной работы ветров рождается земля — подобно тому, как из сбиваемого молока получается масло цвета лютиков.)