Триффану запомнилось, как он удивился, обнаружив в какой-то момент, что остался один и голоса его сестренок и братишки доносятся откуда-то издалека. Ему запомнились огромные туннели, проложенные в меловой почве, среди которых разносились отголоски его писка, сбивавшие его с толку. Ему запомнилось, как он бежал по проходам, древним, как сама вечность, и заметил, как когти ему припорошило меловой пылью. Он услышал неясный гул голосов собравшихся на прогалине кротов, проникавших через какое-то отверстие, проделанное корнями в земле, туда, где он находился: в туннель, проложенный вокруг Грота Эха, с которого Брекен когда-то начал исследование центральной части Древней Системы. Теперь же сын Брекена Триффан, совсем маленький кротенок, у которого даже мех еще не успел отрасти толком, брел по нему, растерянно оглядываясь по сторонам, абсолютно не представляя себе, куда его занесло.
Спустя много лет Триффан будет рассказывать, как очутился в самом Гроте Эха и, услышав отголоски собственных шагов и писка, подумал, что где-то поблизости бродит множество таких же кротят, как он, но, к его глубокому разочарованию, ни один из них так и не встретился ему.
— И хотя я совсем заблудился и должен был бы здорово напугаться, — скажет он, вспоминая о том, что с ним тогда происходило,— я вдруг почувствовал, что все хорошо и бояться нечего. Тогда я не знал, откуда взялось это ощущение, но теперь понимаю: я забрел туда в Самую Короткую Ночь, когда совершается ритуал благословения кротят, и Камень заботится об их сохранности. Каким-то образом мне удалось это почувствовать.
Триффан помнит, как заметил среди туннелей, по которым он плутал, свет, мерцавший где-то впереди. Он развернулся и побежал на него, не испытывая ни малейших сомнений, точно зная, что ничего дурного с ним не случится, как будто бежал на зов Ребекки, крикнувшей:
— Триффан, родной мой, я здесь!
Триффан все бежал и бежал, ему казалось, что место, откуда льется свет, где-то совсем рядом, но он никак не мог добраться до него. Наконец он очутился посреди большого грота, куда более просторного, чем тот, по которому гуляло эхо, заполненного массой изогнутых, пребывающих в постоянном движении корней, верхушки которых скрывались в темноте у него над головой. Про должая идти на свет, он успешно миновал трещины, то и дело попадавшиеся ему на пути.
Триффан не мог сказать, как долго все это продолжалось, но спустя некоторое время корни остались у него за спиной, и он очутился посреди огромного полого пространства внутри дерева. Откуда-то сверху доносился тихий шелест колыхавшихся на ветру листьев бука и неясный гул голосов взрослых, читавших нараспев молитвы.
А свет все манил Триффана, и он отправился дальше, слыша, как где-то далеко-далеко, словно в ином мире, шумит ветер.
Дальнейшие события произвели на него неизгладимое впечатление, но в памяти его остались лишь обрывочные воспоминания о том, как он продвигался, спускаясь все глубже и глубже под землю, пробираясь среди огромных корней дерева, уходивших вверх, образуя свод у него над головой, а свет становился все теплей и ярче, и наконец он оказался в том месте, где находилась массивная нижняя часть Данктонского Камня, погребенная под землей.
А Триффан продолжал двигаться, пробираясь к источнику света, к камню, Седьмому Заветному Камню, сиявшему среди каменных и меловых стен, и казалось, скользившая по ним тень принадлежала взрослому, огромному, могучему кроту, ни перед чем не ведавшему страха. Он становился, смело глядя на Заветный Камень, окруженный ореолом немеркнущего света.
Ему запомнилось, что в ту минуту до него донеслись отзвуки мощного голоса отца, проникавшие под землю по трещинам и пустотам, образовавшимся в стволе старого бука, чьи корни окружали Камень. Брекен перешел к завершающей части торжественного ритуала, но тогда Триффан, конечно же, еще не мог понять, какой смысл кроется за словами:
Росами омоем лапы их,
Ветрами западными шкуры вычистим.
Затем, когда зазвучали слова моления о благодати, Триффан, которого тянуло к удивительному камню как магнитом, не выдержал и, повинуясь порыву, вытянул вперед левую лапу и притронулся к нему. И свет не померк, как случилось в тот раз, когда Брекен попытался прикоснуться к камню, наоборот, он начал разгораться все ярче и ярче, и, если бы в тот момент кто-нибудь мог видеть Триффана, он заметил бы, что залитый сиянием кротенок стал совсем белым.
Молим семькрат благодать