Похоже, луговые кроты поняли, что жизненный путь Розы близится к концу: они старались говорить тише, одергивали кротышей, если те начинали возиться в расположенных поблизости туннелях, и приносили еду Ребекке, чтобы избавить ее от лишних хлопот.
Порой Роза принималась говорить. Кое-что Ребекке удалось понять сразу, другие слова врезались в память, и спустя много лет вместе с накопленной мудростью пришла способность проникнуть в их смысл, а кое-что навсегда осталось для нее загадкой.
Роза теперь почти не двигалась, дыхание ее сделалось частым и неглубоким.
...Какое блаженство, что Ребекка где-то рядом, в полумраке, она тихонько ходит по норе и помогает унять боль, а порой смеется, разговаривая с Виолетой — вот несносная проказница. А еще был Кеан и Брекен в Древней Системе. «Любовь моя, хороший мой»,— говорила я ему тогда. Там, в темных туннелях, я потратила так много сил, я поделилась ими с Брекеном, чтобы ему открылся дар любви. Сколько кротов повстречалось мне за все это время, сколько было страха, сколько лишнего и ненужного... Ребекка уже все знает бедное дитя она не понимает и говорить бессмысленно милое дитя и Брекен которого она полюбит...
— Ребекка! Ребекка! — прошептала она, лежа в норе среди благоуханных ароматов.
— Да, радость моя, — откликнулась Ребекка.
...Как мягок ее мех как она ласкова радость моя мои слова ее любовь во мне Ребекка Ребекка она дрожит и эта дрожь где же твой Брекен я видела его где...
— Что ты говоришь, Роза?
...где Брекен ты не знаешь... Где... Брекен?
— Я говорила тебе, Роза, его здесь нет, но я знаю, с ним все в порядке. Я чувствую это так же ясно, как то, что пытались передать мне буковые деревья, как знала раньше, когда...
— Я поднялась к нему на холм, а ты помогла мне, помогла...
— Да, Роза, спи, Роза, спи, ненаглядная моя Роза.
...потом я осталась стоять у Камня глядя в ночную темноту огромные деревья буки раскачивались из стороны в сторону и корни... Я знала, вы с Брекеном рядом, ты и Брекен, Ребекка, ты и Брекен, вы будете рядом с нами...
— Да, Роза.
...Ты наконец заплакала и я поняла все придет как ты пришла тогда на вершину холма горячие слезы польются из твоих глаз и я наконец почувствую как они влажны... Ну что ты, что ты, родная моя, не надо, Ребекка.
Старческий голос прервался, и в тишине было слышно только, как плачет Ребекка, зарывшись носом в мех Розы, такой уютный и душистый.
— Куда подевалась Роза? — спросила Виолета у гвардейца, и тот замялся, не зная, что ответить.
— Ее взял к себе К-камень, — сказал Комфри, досадуя на себя: он всякий раз заикался, когда дело доходило до самого важного слова.
— Откуда ты знаешь? — спросила Виолета.
— Знаю, и в-все, — ответил Комфри.
Он и вправду это знал, ведь однажды Роза сказала ему, что все растения берут начало от Камня, и в этом они ничем не отличаются от кротов, а он спросил: «Что с ними происходит зимой, когда они увядают и засыхают?» Роза ответила: «Камень снова берет их к себе, а это значит, что они повсюду». Видимо, так все и происходит, и теперь Розу взял к себе Камень, но втолковать это Виолете невозможно, потому что словами этого не передать.
Но можно пойти к Ребекке, потому что она знает, и он наверняка отыщет ее у входа в нору на солнышке, она ушла туда недавно и, наверное, еще сидит там. Он побежит к ней, и вот он уже мчится, мчится, и плачет на ходу, и ничего не может с собой поделать. «Ах, где же теперь Роза», — всхлипывая спрашивал он.
Ребекка сумеет найти ответ.
Глава четвёртая
Брекен, Босвелл и Маллион добрались до Нунхэмской системы лишь в середине апреля. За время пути Маллион не раз грозился бросить их, потому что, как он заявлял:
— Брекен ведет нас неизвестно куда, а все эти разговоры про Камень — просто чепуха.
Брекен не пытался разубедить его. Он чувствовал притяжение Камня, но не был настолько уверен, чтобы спорить с Маллионом. Босвелл верил в то, что они идут правильно, больше других, и они не расстались лишь благодаря его умению сглаживать острые углы. Порой он отвечал на угрозы Маллиона: «Ну хорошо, ладно, уходи», зная, что луговому кроту на самом деле вовсе не хочется продолжать путешествие в одиночку.