Когда раненый боевик доложил Руну о происшедшем, тот заявил, что подобное малодушие — позор для всех боевиков, и приказал убить его, а затем послал за самкой. Но боевики вернулись ни с чем, поскольку Окслип убежала на север, в Болотный Край, и Меккинс, оценивший по достоинству отвагу самки, сумевшей отбиться и ускользнуть от боевиков, принял ее как свою.
Но подобно тому, как в сырые сентябрьские дни невесть откуда повсюду появляются пауки, во времена правления коварных негодяев вроде Руна силы зла активизируются. Странные, зловещие создания, уродливые внутренне и внешне, которые таились доселе в глубинах мрака, начали выползать из щелей и собираться среди теней, сосредоточившихся вокруг Руна. Так однажды в Бэрроу-Вэйл явилась старая самка из Истсайда. От изможденного, сморщенного тела кротихи исходило столь мощное ощущение угрозы, что встретившийся ей боевик сразу поджал хвост и поскорее отвел ее к Руну.
О происхождении кротихи имелись хоть какие-то неясные сведения — по ее словам, она родилась в области, примыкавшей к Истсайду, — но ее имени не знал никто. Боевики прозвали ее Найтшейд — Ночная Мгла — и она осталась при Руне, он даже разрешил этой уродливой твари поселиться в собственной системе. Рун заметил, что ее присутствие дает пищу страхам и суевериям, и воспользовался этим. Вскоре поползли слухи о том, что ей известны тайны зловещих ритуалов, некогда бытовавших в Данктоне, проведению которых положили конец кроты из Древней Системы, тайны, которые передавались по наследству из поколения в поколение кротами, дожидавшимися наступления подходящего момента. Так или иначе, ни один из боевиков не осмеливался потревожить ее в предрассветные часы, когда она выбиралась на поверхность земли и бродила по округе, что-то бормоча, ругаясь и творя заклинания, от которых в воздухе распространялось зловоние.
Проявления зла были многообразны. Раньше с приходом весны в Данктоне повсюду появлялось множество цветов, но в этом году они начинали увядать, едва успев расцвести: белые лепестки диких анемонов покрывались темными пятнами и безвольно поникали, болтаясь на чахлых стебельках, и даже пролески с их стрельчатыми листочками, чье цветение всегда проходило пышно и буйно, еле-еле пробились сквозь слой слежавшейся прошлогодней листвы, чтобы затем загнить на корню. Солнце, обычно радовавшее всех в конце марта теплом и ярким светом, оставалось бледным и пряталось за облаками, а его лучи заливали все вокруг холодным светом, никого не грея и не радуя.
Листва на деревьях не спешила распускаться, и в середине апреля лишь на боярышнике и конском каштане начали проклевываться почки — едва заметные зеленые крапинки среди черных стволов и голых ветвей. Казалось, зима не хочет уходить из леса.
Обитатели системы старались по возможности отсиживаться где-нибудь в пределах своей территории, а если кто-то из задиристых боевиков претендовал на их участок, они тут же уступали его без боя. Некоторые из кротов, стремясь войти в доверие или свести давнишние счеты, доносили боевикам на своих ни в чем не повинных соседей. А другие, дрожа от страха, затаились в норах и выбирались оттуда лишь в поисках пищи. Неделя проходила за неделей, а обстановка становилась все более гнетущей.
Страх и подавленность сказались на жизни всей системы: в тот год забеременело куда меньше самок, чем обычно, вдобавок у многих произошли выкидыши, и они остались без потомства. Такие самки с особой остротой ощущали собственную уязвимость, и к тому же Рун явственно дал понять, что недоволен ими. К самкам, которые все же принесли потомство, он относился благосклонно — не потому, что появление кротят всегда радость, а потому, что в будущем, на которое распространялись черные замыслы Руна, эти малыши смогут пополнить ряды боевиков.
Наступил апрель, и Рун постепенно перестал с тревогой думать о возвращении Мандрейка. В последний раз его видели в Гроте Темных Созвучий, когда он обрушил гору камней, чтобы преградить путь преследовавшим его боевикам, и с тех пор вестей о нем не поступало. Рун разместил несколько боевиков вокруг Древней Системы — на территории, где некогда обитал Халвер, на территории Брекена, простиравшейся между лугами и прогалиной, где стоял Камень, а также в других местах, где начинались туннели. Но никто ни разу не видел Мандрейка, ничего о нем не слышал, и Рун начал склоняться к мысли, что все закончилось само собой и Мандрейк сошел с ума и умер где-то посреди заброшенных туннелей или же навеки покинул систему, отправившись на поиски другой, которую надеялся подчинить себе так же, как подчинил когда-то Данктон. Но где бы он теперь ни находился, боевики ни за что не пустят его обратно.