В моем распоряжении имеется еще некоторое количество более мелких произведений того же пера, в которых светится нередко своеобразный юмор, истинная веселость — и всегда ясный ум и открытое, доброе сердце, полное любви к Богу и людям. Будут ли эти сочинения напечатаны,[3] зависит от того, как встретит читающая публика этот биографический отрывок.
А ты, дорогой мой! которого я люблю сердечно как своего духовного сына, ценю как друга, общение с которым так часто бывает для души моей сладчайшим отдыхом от трудов, не гневайся, когда совершенно для себя неожиданно увидишь здесь напечатанной повесть о твоей судьбе и изображение твоего сердца, доверенное бумаге, правда, лишь для твоего собственного и твоих детей поучения. Читая повесть эту, я испытал такое удовольствие, что не смог противиться соблазну, сделать и других людей соучастниками его. Милый мой! Живи же и далее в счастливом своем уединении.
Источник счастья — в твоем собственном сердце, и кто сим источником обладает, тому не надобно хлопотать о разных иных на белом свете.
А вы, листки, приговоренные было к пребыванию во мраке неизвестности, летите же в широкий мир! И если вы послужите подкреплением той истины, что подлинную добродетель и мудрость, не принадлежащую ни стране, ни сословию людскому, часто найти можно даже и в одинокой хижине поселянина, то цель напечатания вашего будет полностью достигнута.
Ваттвиль, 6-го декабря 1787 г.
Мартин Имхоф, пастор[4]
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Хоть и не люблю я всякие предисловия, надобно мне сказать пару слов наперед, пока еще не начал я марать эти листки Бог знает какими глупостями. Что меня на это подвигло? Тщеславие? — Пожалуй! — А вот уже и страсть к писательству тут как тут. Захотелось мне сделать выписку из своих бумаг, на многие из которых гляжу с досадой. Хочется вновь пробежать дни моей жизни и самое примечательное сберечь в этом повествовании. Что это — гордыня, себялюбие? Пожалуй! И все-таки плохо я знал бы себя, если бы не был уверен, что есть и другие причины. Во-первых, это — потребность воздать хвалу Господу, моему любвеобильному Создателю, моему всевышнему Отцу, чьим сыном и творением я являюсь, точно так же, как Соломон и Александр.[5] Во-вторых, делаю это ради моих детей.
Нередко хочется мне отдать все что угодно, только бы иметь подобную историю моего покойного батюшки, повесть его сердца и его жизни. Вот и дети мои, может статься, будут думать то же самое, и тогда эта книжица принесет им ровно столько же пользы, сколько я мог бы им принести, проведи я то же недолгое время за своей обычной работой. Но если даже это не так, все же, однако, я испытываю невинную радость и ни с чем не сравнимое удовольствие, оттого что могу еще хоть разок пройтись по жизни своей. Не то чтобы я возомнил, будто в моей судьбе есть нечто редкостное и для других удивительное или будто я какой-то особенный любимчик небес. А если бы даже я верил в это, — в чем тут грех? И опять думаю — ни в чем! Правду сказать, моя история немало удивляет и меня самого; и я чрезвычайно доволен тем, что вечно мудрое Провидение благоволило руководить мною до сего часа. С каким блаженством возвращаюсь я в особенности ко дням моей юности и слежу за каждым шагом, сделанным мною и тогда, и позднее. Случалось, правда, я и оступался — во многочисленных своих заблуждениях — о, тут меня дрожь пробирает и я, может быть, слишком уж поспешаю мимо. Право же, кому это надо, чтобы я стал перебирать все мои долги, — надеюсь на то, что мой милосердный батюшка и Господь мой Спаситель, зная всю глубину моего раскаяния, все их мне списали.
О, сердце мое заранее наполняется горячей молитвою, стоит мне припомнить те мгновения, когда не замечал я помощи свыше и только потом уже ясно понял и ощутил руку Божию. Ну что ж, дети мои! Друзья мои дорогие! Проверьте все это и буде найдете что доброе — сохраните.
I
МОИ ПРЕДКИ
О них я знаю так мало, как редко кто. Одно достоверно — что были у меня отец с матерью. Моего покойного батюшку знал я многие годы, а матушка еще жива.[6] Что и у них имелись родители — можно догадаться. Но мне они неизвестны, и ничего я о них не слыхал, кроме того, что моего деда звали М. Б. из Кебисбодена, а бабка моя (чье имя и откуда она родом не ведаю) умерла при рождении моего отца; поэтому его забрал к себе вместо сына бездетный родственник И. В., живший в Небисе, в общине Ваттвейль;[7] его-то и его жену я и считал поэтому своими дедом и бабушкой и любил их, а они, со своей стороны, относились ко мне как к внуку. Деда же и бабку со стороны матери знал я хорошо: это были У. Ц. и Э. В., и жили они около Лаада.[8]
3
4
5
6
7
8
...У.