— Если я порчу тебе аппетит, гиритец, можешь сваливать к своим дружкам, потому что мне нравится здесь, — сказала Миаджи, глядя в огонь.
Фалкон оставил речь демоницы без внимания, так же, как и молчаливый вопрос окружающих о том, почему он пришел сюда, а не остался внизу с братьями. Монах лишь подвинул к Таллагу пустую кружку и зверолюд наполнил ее.
— Вы разве пьете? — недоверчиво поинтересовался он, закончив разливать вино и поставив бочонок под стол.
— Сок виноградной лозы не запрещен, — ухмыльнулся в седые усы ветеран — гиритец, поднеся кружку к носу и глубоко вдохнув насыщенный аромат.
— Тогда почему бы тебе не выпить со своими братьями? — прямо спросил зверолюд, глядя в глаза седому воину.
— Должен же кто-то за вами приглядывать, — Фалкон покосился на фыркнувшую Миаджи. — Вас нанял Алектис и ему диктовать правила. Это не обсуждается.
— Значит, у нас нет иного выбора, кроме как терпеть твое присутствие?
— Именно, — просто ответил гиритец Таллагу.
— Видимо я чем-то прогневал Урсулу, — скорбно произнес зверолюд, залпом осушив свою кружку и звякнув ею о стол. — Досадно.
Трапеза проходила в молчании. Быстро поевшие эльфы перебрались поближе к камину, а Кисаре кусок не лез в горло
Мысли заклинательницы о назначении Фалкона лишь утвердились с его приходом — гиритец наблюдает за ней и за Миаджи, чтобы, в случае чего, защитить или убить, в зависимости от обстоятельств. Подобные размышления не принесли южанке никакой радости, включая аппетит и хорошее настроение. Отодвинув от себя тарелку с почти не тронутой едой, девушка подошла к камину, сев рядом с Миаджи. Девочка сразу же воспользовалась этим и устроилась поудобнее — положив голову Кисаре на колени.
Слушая стук дождевых капель по крыше и окнам, южанка уставилась на извивающееся в танце пламя, впав в меланхолию.
А вот Таллаг и Фалкон на отсутствие расположения духа не жаловались. Мужчины уплетали за обе щеки. Причем Таллаг, уступавший гиритцу в размерах, почти не отставал от монаха, жадно проглатывая куски жареного мяса и хлеба, да еще и запивая это все солидными порциями вина.
После недолгих колебаний Калеос вернулся за стол и бочонок с вином начал еще стремительнее терять в весе, постепенно своим содержимым поднимая настроение мужчин.
Неожиданно Фалкон встал с места и под изумленными взглядами собравшихся, покинул комнату.
— Чего это он? — Изрядно захмелевший темный эльф, повернул голову к Таллагу, пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд красных глаз на лице зверолюда.
— Да кто его знает? — Таллаг, который, так же, поддался пьянящим чарам вина, нахмурился, и уже начал было вставать, чтобы узнать, что заставило гиритца так стремительно покинуть их компанию.
Но, не успел зверолюд сделать и шага, как Фалкон вернулся обратно, неся под мышкой еще один бочонок.
— Братья не нуждаются в вине… Не пропадать же ему, — пробасил гиритец, ставя на стол свою ношу.
— А ты, вроде как не с ними, да? — недоверчиво прищурился Таллаг.
— Я не знаю, вернемся ли мы из-за Стены или нет, — тон храмовника стал серьезным. — Возможно, это последняя спокойная ночь и я не хочу, чтобы она проходила как и те, что были до нее.
Когда Кисара, привлеченная живыми нотками в голосе мужчины, взглянула на него, то ей показалось, что Фалкон изменился. Сейчас монах походил на обычного человека: Фалкон заулыбался, его глаза блестели и казались поразительно живыми, а не застывшими кусками льда, как у его братьев по ордену.
— А ты точно гиритец? — Таллаг внимательно оглядел монаха с головы до ног так, будто видел его впервые.
— Я служу Гириту Защитнику всю свою жизнь, — с достоинством ответил Фалкон. — Хотя… — он немного погрустнел, словно вспомнил что-то, что-то затаенное в глубине его души, сокрытое за многочисленными литаниями светлому богу, верой и решимостью.
— Хотя? — В глазах Таллага зажегся интерес.
— Не важно, — отмахнулся гиритец, выравнивая сдвинутый ранее стул и усаживаясь на прежнее место.
— Ну уж нет! — Таллаг всегда был любопытен и настырен, словно стадо диких кабанов, а вино многократно усиливало эти два его качества. — Так не пойдет, гиритец! Негоже скрывать что-то от тех, с кем бился плечом к плечу и делил хлеб!
— Обычай твоего народа, а? — Фалкон улыбнулся в седые усы. — Поучаешь меня, в то же время, скрывая что-то. Думаешь, я не вижу враждебности в твоих глазах и в голосе? Не нравится наш орден?