Ален кивал.
– Эта Годелив, эта распутница! Она была там тоже, и пригласила Мадлен к себе. Говорила, будто долго не была в Марселе, соскучилась по старым друзьям…Мадлен естественно приняла приглашение, и на ужин поехала к ней. Что там было! Что было в этом ужасном, публичном доме! Десятки мужчин и женщин, пьянство, дебош, вакханалии! Мою девочку обесчестили, понимаете! Мне стыдно об этом говорить, но я не могу молчать!
Ален недопонимал смысла слов месье Шавре, но то, что в этом была замешана Годелив, насторожило его.
– Не плачьте, месье. Давайте я поговорю с Мадлен сам. Идёмте сейчас же!
Они поспешили в дом месье Шавре, который находился в паре сотен метров от дома Д’Амбруазе. Мадлен и Ален с детства общались, были как брат и сестра, которых никогда не имели.
Пройдя в комнату Мадлен, Ален увидел, что она лежит на кровати, отвернувшись ото всех. Он стал звать её, но она не отвечала. Подойдя ближе он увидел кровь, капающую с руки девушки.
Как бы врачи не пытались, вернуть жизнь Мадлен им не удалось.
– Моя Мадлен! Моя маленькая девочка! Что они сделали с тобой, до чего они довели тебя, моя крошка! – месье Шавре плакал на груди мёртвой дочери, вцепившись в её сорочку.
– Месье, будьте стойким. И поверьте, все повинные в этом будут наказаны.
Ален выходил из комнаты сжимая кулаки, которыми смахнул слёзы.
Он остановил проезжающую мимо карету.
– В дом де Бутайонов, да поживее!
Приехав к Лорентину, он без стука зашёл в особняк, сбив дворецкого дверью.
– Лорентин! Где ты, жалкий подлец!
Он бегал из комнаты в комнату, но никого не было. На его крик вышла мадам де Бутайон.
– Ален, что ты шумишь? Лорентина нет дома, ты же видишь.
– Где он, мадам? Скажите! Иначе пострадаете и вы.
– Он у Годелив, вероятно. Ты слышал наверняка, что она вернулась из Парижа. У них там намечалась шумная вечеринка по поводу её приезда, видимо – устроили на славу, раз его нет со вчерашнего утра.
– С какого вчерашнего утра?! Он заходил ко мне сегодня, было шесть часов.
– Тем не менее – дома его нет!
Ален отодвинул рукой женщину, преградившую ему путь, и побежал в комнату Лорентина.
– Чёртов подлец! – кричал он, стаскивая одеяло с друга.
– Жоффруа? Ты спятил совсем! Эти преследования голодранок тебя сведут с ума, – потягиваясь и улыбаясь, невозмутимо ответил Лорентин.
– Я предупреждал тебя, тебя и Годелив, что не дам этому свершиться, но вы не послушали, не побоялись. Я отправляюсь в Париж! И дело это расскажу не духовенству, нет. Это дело дойдёт до короля, если мне нужно. Я обещал казнь – ты её получишь!
– Да что ты несёшь, Ален! В чём ты обвиняешь меня? После визита к тебе, я поехал к Годелив. Она была разочарована твоим отказом, но приняла его со спокойной душой, так что мы ничего не делали без твоего ведома, или за твоей спиной.
– Что я несу? А то, что вы погубили ни в чём не винную девушку. Молодую, прекрасную, добрую, невинную девушку! И увиденному утром я верю больше, чем услышанному сейчас.
– Постой, Ален! Расскажи же, что случилось. Не обвиняй меня в том, чего не можешь доказать.
– Что случилось? А случилось то, что Мадлен умертвила себя после того, как вернулась с вашего балагана! Её обесчестили, и она не смогла с этим жить! А как ты будешь жить с этим, а, Лорентин?
– С каких пор ты стал таким сердобольным? Ты что забыл, как сам раньше смеялся над такими историями? Ты думаешь, ты изменился? Никто Мадлен силой туда не тащил, а уж раздеваться её…тоже никто не заставлял. Кто мог знать, что за таким милым личиком скрывается такая необузданная стерва!
– Молчи,– Ален уже занёс руку для удара, но, опустив её, схватил Лорентина за шею.
– Молчи, или я вырву твой язык. Ты не знал её, но я – знаю тебя. Я знаю, какой ты, ведь ты был моим лучшим другом.
Ален поспешно вышел прочь, оттолкнув голову бывшего друга, втиснув её в подушку.
.
– Может я и был твоим лучшим другом, но ты моим – никогда, – эти слова остановили Алена на выходе из комнаты
– Кому ты нужен, Жоффруа? Все устали от твоего лицемерия и эгоцентризма. Все смеются за твоей спиной, говорят: «Этот Ален так смешон, когда толкает речи. Думает, что говорит умно, а на самом деле у него такой глупый вид. Он не знает жизни, не разбирается в людях. На всех с открытым ртом смотрит. Его так легко обмануть.» Ты не достоин своего имени. Ты говоришь, я испорченный, гнусный, жалкий, но ты ведь даже хуже меня – ты глупый и трусливый. Не обманывай себя.
– Пусть я хуже тебя, пусть я глуп и труслив, у меня есть то, чего нет ни у тебя, ни у тебе подобных – способность любить. А любовь – большое чудо. Она делает из трусов храбрецов, а из глупцов – гениев.