Ей действительно стоит попытаться съесть хотя бы самую малость, пока тут подают что-то по-настоящему съедобное. Потому что если этого не сделать, то Дебора переоденется сама, заставит переодеться ее, посадит в машину и отвезет в одно из этих омерзительных заведений, где подают какую-нибудь дребедень вроде кедровых орешков, съедобных цветков и севиша.[5] На следующей неделе это будут орешки и сухофрукты из какой-то поствудстоковской забегаловки, а затем одному Богу известно, что еще, какой-нибудь этнический кошмар. Одна из величайших вещей в том, что касается рвоты, как с видом знатока сообщает Стейси своим одноклассницам, — это постоянство вкуса.
Она выходит из дома, но на мгновение замедляет шаг, чтобы рассмотреть висящие на стенах фотографии деда: Гарри, команда Гарри, империя Гарри. Видимо, именно поэтому ей не до слез. Невозможно представить, что его больше нет. Такое впечатление, что он никуда отсюда не уходил.
— Пойдем, мой зайчик, съешь хоть что-нибудь.
Возле двери ее поджидает Дебора. Она уже явно приготовила для дочери ловушку. Стейси берет с подноса волован, чувствуя, как эта штука крошится и расползается в руке, и при первой же возможности, как только мать отворачивается, прячет его в развилке ветвей соседнего дерева.
Вчера, нарочно вызывая у себя рвоту, она слишком переусердствовала и блеванула кровью. Девочка даже не знала, что такое возможно. У Стейси от голода урчит в животе, но даже будь здесь настоящая еда, ей страшно положить ее в рот. Кровь.
Кому же хочется блевать кровью?
Стейси замечает, как какой-то человек на противоположной стороне улицы разглядывает здание борцовской школы. Он стоит, прислонившись к автомобилю, видавшему виды белому «тандерберду».
— Стейси! — зовет Дебора. — Джеки уходит. Иди попрощайся с ним.
Стейси отправляется к Джеки. Другие гости тоже засобирались домой. Род Родригес. Он же «Непобедимый Род». Еще один самородок, найденный в свое время ее дедом. Гарри откопал его в Тепонахуаско, где он выходил помериться силой с противником за банку пива. Теперь Род разносит бокалы с бурбоном. Поминки тем временем продолжаются. Стейси пытается представить, чем все закончится: пение до хрипоты и пьяные слезы. Ей тоже хочется поучаствовать. Она имеет на это право. Стейси уже четырнадцать, и ей тоже необходимо расслабиться.
Дебора придерживается на сей счет иного мнения.
Каждый, кто уходит, хочет попрощаться со Стейси, и когда она возвращается к дереву, в ветвях которого спрятала свой волован, ни «тандерберда», ни его хозяина на прежнем месте уже нет.
Гарри Конрой был первопроходцем, но у него оказалось немало последователей. На экране телевизора — человек в черной накидке и маске. Он методично, раз за разом ударяет Халка Хогана головой об стол.
Дебора как зачарованная смотрит на экран. Запустив руку в прическу, она рассеянно поглаживает безволосую вмятину в черепе.
После смерти отца они с дочерью вернулась в Англию. Дебора хочет, чтобы Стейси познакомилась с ее родиной. Кроме того, у нее в голове уже давно засела мысль, что английские школы самые лучшие. Однако, как выяснилось, первая любовь Стейси возобладала над желанием учиться. В шестнадцать лет она уже профессиональная актриса и делает лишь тот минимум заданий, который допускают школьные правила.
Мать и дочь живут в Воксхолле, на всеми забытой улочке, в старом доме в эдвардианском стиле, где в комнатах высокие потолки с лепниной. У них есть деньги — благодаря фондовым опционам Деборы и финансовым распоряжениям Гарри в пользу Стейси, а вот знакомых — нет.
Последние годы прошли для Деборы несколько странно. Ей тридцать два, она освободилась из-под суровой опеки отца. Деборе казалось, что она сможет начать новую жизнь, заведет любовника, будет путешествовать. Она даже ощутила ностальгическую тоску по своей давней попытке обрести свободу. Гибельное лето 1968 года, когда Дебби практически еще подростком убежала в Лондон и меняла одного за другим любовников — мужчин гораздо старше себя и к тому же не отличавшихся щедростью.
Некоторое время спустя — точнее, в 1986 году, — она понимает, что подобная свобода невозможна. Дебора уже не подросток, а взрослая женщина. Жизнь, к которой она так стремилась, не соответствует ее нынешнему статусу. Да и время теперь другое. Она счастлива сама по себе, счастлива оттого, что не путешествует, счастлива, что может, насколько это позволяют обстоятельства, руководить карьерой дочери.