«Я родился в начале века в маленьком, тесном городишке. Здесь я сделал свои первые шаги, ползая в непросыхавших лужах. Пыльный, слякотный и угасавший — таков был мир, впервые представший перед моими глазами. Верующие старики-евреи тревожно вглядывались в будущее, неизвестно чем грозившее их внукам и правнукам. Как раненое животное, что беспокоится за судьбу своего детеныша, так и те, кому вскоре предстояло уйти из жизни, тревожились за нас, за судьбы тех, кто еще только вступал в эту жизнь. Душу народа лихорадило в синагогах. По субботам, совершая с хасидами[6] три трапезы, я впитывал в себя этот трепет еврейской души, и томительная тяга к еврейству вошла в мою кровь, отравила меня сладостным своим ядом и навечно сделала пленником иврита. Хасиды, покачиваясь, пели грустные песни, а я не сводил с них увлажненных глаз, с благоговением погруженных в особый мир. Их песни казались мне молитвой сердца, пред которой, на ее пути к Всевышнему, расступались небеса. Незаметно и бесшумно гасли последние краски утомленного дня, вечерние тени вкрадывались в дом через низкие окна, и исчезали углы комнат, уходящие в черноту. Свершалось таинство ночного бытия…»
Цви-Герш (Григорий Израилевич) Прейгерзон родился 26 октября 1900 года в волынском местечке Шепетовка. Между прочим, это географическое название стало известно миллионам советских читателей. Ведь именно Шепетовка — место действия пресловутого романа Николая Островского «Как закалялась сталь». Теперь это — небольшой украинский город, а в те времена — типичное местечко, половину населения которого составляли приверженцы Моисеева закона. Мать будущего писателя происходила из рода знаменитого на Волыни раввина Дов-Бера Карасика. Отец, глубоко верующий, испытывал интерес и к светским знаниям. Все же было решено дать сыну традиционное образование, и первые прочитанные им книги были на языке Библии. Рано обнаружилась его одаренность в иврите. Отец собрал детские сочинения смышленого мальчика, написанные им песни, стихотворения, рассказы, и отвез их в Одессу, к великому Бялику. Именно Бялик посоветовал дать ребенку образование в Палестине. Цви-Герш проучился год в прославленной гимназии «Герцлия», которую основали молодые учителя, энтузиасты возрождения иврита. Как лучшего ученика, гимназиста Прейгерзона представили турецкому султану. Случайность определила всю дальнейшую судьбу… Наблюдая за полетом первого здесь самолета, ребята взобрались на крышу дома, а крыша обвалилась. Цви-Герш сломал ногу, и отец решил забрать его домой в Россию. Если бы можно было вернуться в Палестину… Прейгерзон наверняка стал бы одним из известных израильских деятелей, ведь столько вышло их из сонма выпускников «Герцлии»… Но обратного пути не было, началась мировая война. Родители отправили Цви-Герша в Одессу. Только в четырнадцатилетием возрасте, готовясь к поступлению в гимназию, Цви-Герш выучил русский язык, на что ему понадобилось несколько месяцев. В Одессе он поступил в седьмую люблинскую гимназию, эвакуированную из занятой немцами Польши, где преподавание велось на русском языке. По вечерам еще находил время для занятий в иешиве[7] Хаима Черновица, чтимого исследователя талмуда[8]. Занимался и в консерватории по классу скрипки… Духовным воспитанием подростка руководил Иосиф Клаузнер[9], историк ивритской литературы. Десятилетия спустя, в 1958 году, узнав о смерти Клаузнера, Прейгерзон записывает в своем «Дневнике»: «Мой отец, мой учитель! Клянусь, что до последнего вздоха буду предан ивриту!»
В те годы окончательно определилось литературное призвание Цви Прейгерзона, но удивительные обстоятельства жизни дали еще одно, непредвиденное поприще — он поступил в Московскую академию горного дела. Со временем стал одним из ведущих советских специалистов по обогащению каменного угля, классиком этой науки. По его учебникам выучились поколения студентов, капитальный труд «Обогащение угля» в некрологе назван «настольной книгой инженеров-производственников»… И все же, все же не зря сказано в статье востоковеда Михаэля Занда: «Однако не этим памятен Цви Прейгерзон своему народу». Выдающийся русский поэт серебряного века Вячеслав Иванов в одном важном разговоре высказался так: «Как христианин я много думал о судьбах еврейства и полагаю, что нужно было, чтобы евреи были по всему миру рассеяны, но нужно также, чтобы вы вновь к концу времен осели в Палестине. Только сионизм[10] должен стать течением религиозным. И язык ваш должен быть древнееврейским… Я работал над Бяликом и хотел бы, чтобы вся энергия нации ушла в древнееврейский язык. Пусть вам это не кажется решением стороннего человека…»
6
8
9
10