– Экипаж один погрузку закончил!
– Экипаж два погрузку закончил!
…
Техники прицепляют лодки на тросах к специальному подъемному устройству, расположенному на полу по центру десантного отсека – такое устройство есть на всех транспортных вертолетах и позволят транспортировать габаритные грузы не в десантном отсеке, а на внешней подвеске. Обычно так транспортируют бронетранспортеры или артиллерийские орудия.
– Закрыть хвостовую аппарель!
Хвостовая аппарель медленно поднимается, отсекая полутьму десантного отсека от яркого света посадочной площадки…
– Лодки принайтовлены!
Турбина приходит в работу, лопасти большого восьмилопастного страгиваются с места, постепенно ускоряют свой бег, разбрасывая воздух. Шипение турбины постепенно превращается в рокот, а рокот в странный, с подвыванием рев.
– Отрыв!
Шасси отрываются от земли, вертолет медленно поднимается вверх. В десантном отсеке бортинженер аккуратно управляет лебедкой, подтягивая принайтовленные на тросы большую лодку к самому брюху вертолета. Снизу с безопасного расстояния наблюдают бортмеханики…
– Лодка в транспортном положении!
– Вас понял…
Выстраиваясь в линию, вертолеты медленно исчезают во тьме. Пункт назначения двух вертолетов – Искендерун, еще четырех – Бейрут.
* подводный носитель мокрого типа – то есть без герметичного корпуса, боевой пловец при движении не снимает акваланг. Сухого типа – это маленькая подводная лодка с герметичным корпусом.
** ордер – строй кораблей при движении.
*** друз – национальность на Ближнем Востоке, одна из основных народностей Ливана. По вероисповеданию – христиане. **** курвиметр – такой прибор, позволяющий по карте узнать расстояние, там есть колесико, выставляется масштаб, колесико крутится и дает расстояние
***** dum spiro spero – "пока дышу, надеюсь" на латыни, девиз боевых пловцов и в нашем мире
****** эта песня была официальным гимном ВМФ Российской Империи. Пели обычно ее и "Варяг".
******* "читает Библию" – существует карта подготовки вертолета к полету, там написан перечень операций, которые должен произвести экипаж при подготовке к полету и список контрольных индикаторов которые он должен проверить. Зачитывается эта карта вслух, поэтому и пошло такое название у вертолетчиков "прочитать Библию"
Каффрия, долина Бекаа
– Время… – Мишка взглянул на подаренные отцом часы, массивный "морской", со светящимися стрелками и цифрами хронометр, изготовленный "Домъ Филатова въ г. Москва", известной часовой компанией, изготавливающей прочные, почти неубиваемые, сурово-элегантные часы. Часами Мишка гордился.
Рашид встал, пошел к двери – и тут же упал на пол, сбитый умелой подсечкой
– Ты что, охренел? Как по проспекту, блин! Ползком давай, и за мной!
Ползать на животе Рашиду было противно – в отличие от русских и казаков арабы считали ползанье на брюхе по земле унижением, даже если того и требовали требования скрытности. Но тут делать было нечего, казачата говорили дело. Тяжело вздохнув, Рашид пополз, неумело двигая руками и ногами.
Переползли тропинку – на ней никого не было, даже стрельба в селе утихла. Последнюю вспышку выстрелов они слышали полчаса назад – гулко бухнуло ружье, следом в несколько голосов зашлись автоматы и почти сразу все стихло. Мишка, ползший первым, на какое то мгновение замер, чутко всматриваясь, вслушиваясь в ночную тьму, как это делали его деды и прадеды, потом снова пополз вперед. Больше всего шума при ползании производил, конечно же Рашид от своей неопытности. Но что тут с ним сделаешь – не казак, а все равно не бросишь. Сашка забыл отрегулировать ремень на своем трофее и теперь чужая винтовка при каждом движении ерзала по спине, рукоятка затвора задевала то ребра, то позвоночник – больно…
Путь, который Мишка и Сашка днем пробежали за считанные минуты, сейчас занял куда больше времени – пресмыкаться на брюхе, это тебе не бежать. Мишка останавливался еще дважды, замирал, всматривался – как будто что-то чудилось ему в серебряных переливах лунного света – но осмотревшись, полз дальше…
– Чу!
Тихий, но в этой поздней, залитой лунным светом тишине кажущийся громовым окрик – традиционный, казачий окрик – заставляет всех замереть, вжаться в пыльную канаву, больше всего на свете желая сделаться невидимыми, бестелесными. Что-то шебаршит на дороге…
– Тихо! Тихо казаки! – свой, родной, русский голос.
– Батя…
– Тихо, Мишка, тихо… – это и в самом деле отец Михаила, опытный казак-пластун, десять лет оттрубивший в разведке ВДВ на контракте помимо трех обязательных. Сейчас он выглядит чертом, вырвавшимся из ада – измазанное грязью – больше было нечем – лицо, намертво зажатый в зубах нож…
– Дядя Петро… с моими что?
– Живы… Батя твой тяжелый… выкарабкаться должен казачина. Мы их укрыли… до утра больше ничего не сделаешь. Сами сюда двинули. У вас что – оружие? Взяли где?
– У меня во дворе… двое этих. У них и взяли. Мишка тоже у себя…
– Казаки… На круге примем. Если живы останемся. Сколько их там – не знаете?
– В станице человек тридцать, не меньше.
– Здесь сидите.
– Мы с вами пойдем!
– Куда с нами?!
Где-то впереди за заборами, всего шагах в двадцати послышался какой-то шум, казаки замолчали, замерли, прижались к земле. Мишка потянул на себя висевшую за спиной винтовку, но отец положил руку на плечо, отрицательно покачал головой – нельзя, шуметь нельзя.
К лежащим в пыли казакам подполз еще один…
– Андреич! Там один у забора гадит, штаны снял и прогадится никак не может. Берем?
– Тихо здесь пацаны! – прошептал в ответ отец Мишки – чтобы то ни было, тихо! Мы сейчас!
Взрослые казаки исчезли, Сашка попытался дернуться следом
– Лежи тихо! – Мишка навалился сверху, шепнул в самое ухо – сказано лежать, лежи! И тихо!
Человек, по имени Гаффар Зардери никак не мог понять – что произошло? Чем он прогневил Аллаха?! Неужели, он поднял руку на правоверного? Да нет, не может быть, все кого он сегодня убил, были или русистами или мунафиками, все они – достойны мучительной смерти, как сказал эмир. Так за что же его так тяжко карает Аллах?
Даже братья подняли его на смех – с самого утра он мучался желудком, несмотря на выпитые лекарства становилось даже хуже и к вечеру его лицо из загорелого превратилось в нечто, с серо-зеленоватым оттенком. Весь вечер, пока братья наслаждались всеми доступными радостями жизни, он сидел с измученным видом и уже три раза был вынужден выходить во двор. Последний раз Гаффар ел в обед, сейчас он решил не есть вообще, пока желудок не успокоится – но ему становилось только хуже. От ночного дежурства его освободили, и сейчас он решил облегчиться перед сном, чтобы Аллах наконец даровал ему отдохновение.
Гаффар вышел во дворик, огляделся. Надо выйти куда-то подальше, за забор. Гаффар сразу вспомнил, как Мустафа, один из его соплеменников, специально при всех вышел во двор, а потом сразу же вернулся, зажимая рукой нос и рот и сказал, что надо бы Гаффара выселить в отдельное место, потому что на дворе уже нечем дышать. Гаффар тогда едва не схватился за нож от позора – но что-то остановило его. Может веселый гогот братьев, которым они встретили заявление Мустафы? При одном воспоминании о перенесенном унижении, Гаффар снова вспыхнул. Нет, больше такого позволять нельзя…
Гаффар прошел через весь двор, перемахнул через невысокий забор, огляделся. Улица дышала тишиной и покоем, луна – не полная луна, а полумесяц, символ ислама светила с неба матово-серебряным светом, обещая удачу воинам джихада. Все что должно было сгореть в станице – сгорело, все кто мог стрелять в начале – уже не стреляли. Еще несколько таких дней как сегодняшний – и от русистов на этой земле не останется и следа.
С этой жизнеутверждающей мыслью Гаффар поставил автомат у невысокой стены забора, еще раз огляделся, спустил до колен штаны (лишив себя возможности двигаться) и с болезненным стоном присел. В животе как будто копошился клубок змей, боль заливала слепящим заревом мозг, не давая думать ни о чем, кроме боли. Поглощенный этой болью, он не заметил почти бесшумно подкрадывающиеся к нему черные, избегающие лунного света тени…