— Отнюдь, господа. Я знаю аргентинский опыт, причем не понаслышке — но в Империи он неприменим. Массовый террор такого масштаба, как учинили в Аргентине, недопустим, он разлагает как общество, так и саму армию. Вы должны будете давать мне отчет в своих действиях, господа — это одно из основных и непременных условий работы.
— В чем же будет заключаться наша работа?
— Для начала я расскажу вам кое-что, чтобы вы понимали, где и как вам предстоит работать. Всемогущество полиции и жандармерии, воспетое даже нашими поэтами — на самом деле преувеличено. По меньшей мере, здесь, на территориях. Да, есть доверенные лица, [термин, обозначающий агентуру] есть опытные оперативники. Но надо учитывать, господа, что на территориях девять полицейских и жандармских чиновников из десяти местные, пусть даже и учившиеся в России, но все равно — местные. И среди них есть те, кто тайно ненавидит нас, кто оказывает помощь террористам. Их немного — по моим предположениям, каждый двадцатый — но они есть, и их тайная измена обесценивает работу оставшихся девятнадцати честных людей. Как вы думаете, где может скрываться интересующий нас субъект?
— Да где угодно… — пожал плечами Али — в городе, в пригородах…
— И опять правильный ответ! — поднял палец Иван Иванович, напомнив мне нашего преподавателя специальной тактики в Санкт-Петербурге, капитана второго ранга Тищенко, у него была такая же манера — он действительно может быть где угодно! Местная полиция и жандармерия оправдывает свою оперативную беспомощность наличием в городе британского сеттльмента и большим количеством иностранцев. Но это же чушь собачья! Сеттльмент имеет только три выезда, все три можно элементарно взять под оперативный контроль. Да и невозможно, отсиживаясь в сеттльменте, управлять террористическим подпольем, готовить новые злодеяния. Все террористы скрываются где-то в городе, я в этом положительно убежден!
— Но что можем сделать мы? У нас нет опыта оперативной работы, вообще никакого…
— Как ни странно — многое, господа. У вас хорошая базовая подготовка, вас учили как профессиональных разведчиков, учили выживать во вражеском тылу, в самых экстремальных условиях. Вы, милейший господин Воронцов — и вовсе проявляли чудеса изобретательности, во время некоторых ваших эскапад в Санкт Петербурге, даже пробирались в известное вам здание за городом, минуя все рубежи охраны. Подозреваю, что даже его Императорское Величество не все знает…
А это то ему откуда известно? И ведь говорит про бессилие жандармерии, подлец. Воистину, у каждого — хоть заплатка голубая, но имеется… [мундиры жандармерии были голубого цвета, именно на это и намекает князь Воронцов. ]
— Теперь я хочу, чтобы вы применили все свои умения и весь свой опыт на благо Государства Российского! — Иван Иванович махнул рукой, предупреждая уставной ответ в таком случае — если так разобраться, то у вас, у вашей пары, есть неплохие шансы выполнить задачу. Вы оба — военные разведчики, господин Халеми к тому же мусульманин и может спокойно сойти за своего в мусульманских кварталах. Ни одному полицейскому, ни одному жандарму про вас ничего неизвестно. Вы — никто, вас нет ни в чьих расчетах, вас никто не может предать — потому что никто ничего про вас не знает. Вы — всего лишь страховые агенты, которые суют нос повсюду, как и полагается страховым агентам. Никто не сможет сообщить о том, что вы вышли на охоту!
— Но мы же должны с чего-то начинать?
— Я дам вам диск. На нем — досье на всех установленных на данный момент активных членов террористических организаций и на всех установленных разведчиков, действующих в городе. И на этом все!
— А агентура?
— Никакой агентуры. Всю работу придется делать с нуля, опираясь только на данные досье. Я не могу дать ручательство, что полицейская и жандармская агентура надежна. Часть явно работает в обе стороны.
Великолепно…
— Ваша основная задача — верхушка Аль-Каиды. По нашим данным, действиями Аль-Каиды в городе руководит некий Мохаммед Атта, один из ближайших сподвижников Бен Ладена. Он даже более приоритетная цель, потому что Бен Ладен — теоретик, Атта — практик и организатор террора. И последнее! Помимо досье… — через стол переехал компакт-диск в дорогой упаковке с обложкой из чистой кожи и логотипом известного оперного певца… — на диске находится процедура связи со мной, обычная и экстренная. Через три дня извольте явиться с докладом о проделанной работе. На этом — все.
— Ну, что? Пошли воевать за правое дело?
— Пошли, сначала пообедаем! — пробурчал я, осматриваясь по сторонам — не знаю как ты, а я — проголодался…
Кафе мы нашли на противоположной стороне площади, народу там сейчас — середина рабочего дня — было относительно немного, поэтому столик мы заняли, какой хотели — в самом углу и у стены. В отличие от того же чинного Санкт-Петербурга, где кафе почти не было, а были рестораны, здесь было все по-простому — столики выставлялись прямо на улице, под тентами, кухня располагалась на первом этаже прилегающего дома, на втором обычно проживала семья ресторатора. Кафе было греческим — вообще в этом городе семнадцати религий можно было найти заведение, где подавали блюда любой страны мира…
— Закажешь?
— Тебе чего?
— Того же, чего и тебе. В греческой кухне я не понимаю ни черта…
Кивнув, Али ушел к дому, возле которого располагалось уличное кафе, о чем-то переговорил с хозяином, через несколько минут вернулся с тарелками, на которых было странного вида кушанье…
— Это что такое? — подозрительно спросил я
— Мусака. Остальное чуть попозже принесут. Вкусно, пробуй…
Подождал, пока Али начнет есть первым, затем попробовал и сам. Необычно, конечно — но вкусно…
— Что делать будем? — спросил Али, когда от мусаки остались одни воспоминания, а нам принесли горячий, невероятно крепкий, заваренный по-турецки кофе…
— Так это ты мне скажи, Али — ты же правоверный. Вот и скажи — где может спрятаться другой правоверный в городе, где у него нет дома…
— Да где угодно…
— Да не где угодно. Где угодно нельзя. Нужно место, где его всегда приютят, где его никто не выдаст…
— Постой-ка… — Али отставил чашку — кажется, я понял. Ты натолкнул меня на мысль!
— Какую?
— Он прячется в мечети! Конечно же, в одной из мечетей! Идеальное место! С одной стороны — туда не войдут ни полиция, ни кто другой, не являющийся правоверным мусульманином. Есть мечети, являющиеся историческими памятниками, туда пускают неверных за плату — но во многие мечети неверным вход закрыт!
— Тише! — сказал я, останавливая разгорячившегося Али — говори тише, мы на улице.
— Если так разобраться… — Али перешел на шепот — то это может быть только мечеть. Согласно хадисам, [хадисы — сборник высказываний пророка Мохаммеда и его ближайших сподвижников, не вошедших в текст самого Корана] любой мусульманин, оказавшийся в чужом городе и которому некуда пойти и негде переночевать, имеет право переночевать в мечети. Ни один мулла, как бы он к кому не относился, не имеет права закрыть в такой ситуации дверь перед правоверным. Кроме того — через мечеть постоянно проходят толпы верующих, во время намаза [намаз — молитва в исламе, совершается пять раз в день] можно передать деньги, инструкции, согласовать действия. И никто ничего не заподозрит. Идеальное укрытие!
Я подумал. Ничего другого в голову мне не приходило — значит, нужно было отрабатывать предположения Али
— И как проверить мечети?
— Никак! — отрезал Али — даже мне, правоверному мусульманину не позволено будет войти во внутренние покои мечети. Если я буду ходить по разным мечетям, даже если и не высматривать ничего, а просто совершать намаз каждый раз в другой мечети — это вызовет серьезные подозрения. Тем более что каждая мечеть принадлежит конкретной умме [умма — община верующих в исламе, основная ячейка исламского общества] и там все друг друга знают. Ты же, даже если просто будешь шататься без дела вокруг мечети в мусульманском квартале, можешь попасть в беду.