Адъютант вышел, и Шереметева направилась ко мне. Я понял, что она специально спровадила помощника, чтобы поговорить наедине. Весьма тактично.
И все же смотрела она на меня хмуро. Поджала губы, скрестила руки на груди и прислонилась к столу главного лекаря, не сводя с меня глаз.
— Итак, Николаев, я жду ваших объяснений.
Я твердо встретил её взгляд. Да, я не раскрыл все карты сразу, но чего она ожидала? Что я просто так доверюсь женщине, которая в свое время пыталась добиться казни моего отца?
— Что ж, ваше превосходительство, — улыбнулся я. — Я действительно прошёл через это раньше и пережил все то же самое, через что сегодня прошел мой кузен.
Шереметева прищурилась, её глаза сузились от непонимания или, скорее, от раздражения.
— Зачем, Николаев? — её голос прозвучал резче. — Почему вы солгали нам? Хотели казаться слабее, чем на самом деле? Или боялись того, что могли бы узнать о вас?
— Лариса Георгиевна, с каждым обращением ко мне называете фамилию семьи, к которой я принадлежу. Мне известен ваш вклад в опалу моего отца. При всем уважении к Спецкорпусу, вам лично и вашим заслугам — мне тоже нужно время, чтобы понять, насколько я могу вам доверять.
Шереметева едва не поперхнулась от такой наглости. Она молча таращилась на меня, словно не верила собственным ушам. Но это продлилось недолго — она быстро вернула лицу привычную бесстрастность.
— То есть вы… проверяли меня. Так, Николаев?
— Пытался выяснить, угрожают ли прошлые обиды настоящему.
— Удивлена, что мне приходится это объяснять, Николаев, — раздраженно проговорила начальница. — Но я уже неоднократно дала вам понять, что в первую очередь ценю вас как будущего сотрудника своего ведомства. Ваши знания, сила и желание служить государю — вот то, на что я смотрю. Фамилия вторична.
— И все же я надеюсь на ваше понимание. Ситуация сложная.
— Значит, вы утаили важную информацию именно по этой причине?
Я сделал глубокий вдох, прежде чем ответить.
— Еще я хотел пройти полноценный эксперимент в научных условиях, чтобы убедиться, что я действительно способен воспринимать энергию Искажения. Я долго не был уверен в своих способностях. Знал, что чувствую что-то, что даже в определенной степени могу этим управлять. Но до сегодняшнего дня я не мог сказать наверняка, что действительно могу контролировать эту энергию. Сегодня я убедился.
Шереметева нахмурилась. В её взгляде мелькнула тень разочарования.
— Николаев, — медленно произнесла она, — своими действиями вы сделали из меня идиотку. Вы должны понимать, что сейчас прежние распри уже не имеют значения. Нам нужно как можно больше информации о ваших способностях. И не только о ваших. Я должна знать всё, что вы утаили. Всё, что может помочь нам в борьбе с аномалиями. Любая мелочь может иметь значение.
Я осушил бокал и с тихим стуком поставил его на стол рядом с Шереметевой.
— Хорошо, ваше превосходительство, — кивнул я. — Я расскажу вам всё, что знаю. Но для начала мне нужно, чтобы вы поверили в одну вещь. Или хотя бы выслушали эту гипотезу.
Шереметева непонимающе на меня взглянула.
— Что за гипотеза?
— Я предполагаю, что все Романовы обладают особыми способностями к работе с Искажениями. У князя Андрея явно природный дар. Его тело научилось преобразовывать энергию Искажения в боевую — сегодня вы сами видели, что он долбил по нам чистой силой Искажения. Он не мог этому нигде научиться и делает все интуитивно. Я уже молчу о высокой чувствительности к самой аномальной силе.
— Разумеется, я это заметила. А вы, Николаев, на это способны?
— Не пробовал, но, полагаю, да.
Почти не солгал.
— Это серьёзное заявление, Николаев.
— Я полагаю, что у всех Романовых или тех, в ком течет их кровь, может быть высокая положительная чувствительность. Выборка пока невелика, но красноречива — все, кто контактировал, обнаруживают способности. Моя сестра Татьяна тоже оказалась позитивно чувствительной к Искажениям. Она может ощущать их энергию.
— И вы, разумеется.
— Я не сказал вам главного. Кажется, я могу поглощать энергию Искажения и преобразовывать её в эфир, — наконец признался я, прекрасно понимая, что это заявление изменит все. — Сегодня, когда Андрей ударил меня боевым заклинанием, основанным на Искажении, мне удалось поглотить эту энергию и преобразовать её в свой эфир.
Шереметева внимательно слушала, и с каждым моим словом её лицо становилось всё более сосредоточенным.
— И вы это скрывали, — сказала она, но в её голосе не было обвинения, скорее интерес и настороженность. — Вы думаете, что это генетическая предрасположенность?