— С этими уже пятнадцать, — поставил он в известность Бенсена. — Округлено в твою пользу.
— Я помню, Хэл. — ответил Бенсен. — Получишь завтра. Зайду вечером и все тебе сразу отдам.
— Ну–ну, — пробурчал Хэл, повернулся и вышел. Но Бенсен все же дождался, пока тот не удалится к стойке.
— Да может, он просто запутался ногой в канате. От корабля оторвался какой–нибудь кусок каната, он и попал в него ногой, — продолжал он. — Около затонувших кораблей всегда плавает полно всякой дряни.
— А может, все было и по–другому, — возразил Норрис. — Да, меня и не волнует, что там его прикончило. Он мертв, Леннард, и этого достаточно. Нам надо пойти в полицию…
Бенсен взял свою кружку, сделал большой глоток и ладонью отер пену с губ.
— Ты что, совсем спятил? — спокойно произнес он. — Ты ведь видел, как этот чокнутый повел себя. Я тебе говорю, парень, — здесь пахнет деньгами. И большими. Побольше, чем вшивые полторы сотни фунтов. — Поставив кружку на стол, он нагнулся к Норрису и взволнованно продолжал: — Фред, ты подумай! Махони мы из могилы не поднимем, если сейчас бросимся в полицию, а вот денежки наши — тю–тю! И потом, это был несчастный случай. И точка. Мы ни в чем не виноваты.
Однако для Норриса, похоже, этот аргумент был слабоват.
Они все равно пронюхают, что мы были последними, кто его видел, — сказал он. — И…
— И черт с ними — перебил его Бенсен, презрительно махнув рукой. — Если мы с тобой будем говорить им одно и то же, что нам будет? Фред, да пошевели ты мозгами, наконец! У этого Филипса такие деньги, что… — он замолчал. — Если мы с тобой постараемся, то тоже сможем отхватить порядочный кусок. Ты что, всю жизнь собираешься торчать в этой дыре, кое–как перебиваясь случайными заработками? Если ты себя будешь держать в руках, завтра в это время мы уже будем богатыми. Мы сможем отвалить отсюда, даже в Лондон отправиться. Ты ведь всегда мечтал побывать в Лондоне, скажешь нет?
Норрис застонал. Пивная кружка в его руке заметно подрагивала, и часть эля даже выплеснулась на стол. Он тихо мычал что–то нечленораздельное.
Бенсен вскочил, обежал стол и как раз вовремя успел подхватить своего приятеля, не то он непременно бы грохнулся на пол вместе со стулом. Норриса трясло словно в лихорадке, и он весь горел.
— Да что с тобой, черт возьми? — Бенсен обеспокоился не на шутку.
Норрис продолжал стонать. На губах его выступила слюна и мерзко пахнущая пена.
— Плохо… мне… плохо, — хрипел он. — Лен- нард, помоги… мне. Мне… так плохо… Ужасно…
Бенсен взял его за подбородок. Норрис застонал громче. Он дрожал всем телом.
— Я сейчас тебя уведу отсюда. Ты идти можешь?
Норрис покачал, головой, потом вяло кивнул и попытался подняться. Это ему удалось лишь с третьего раза. Его мотало из стороны в сторону, и он держался на ногах лишь с помощью Бенсена.
— Хэл ничего не должен знать, понял? — предупредил его Бенсен.
Норрис кивнул, но Бенсен не был уверен, что тот понимал его. Лицо Норриса побелело как снег. Изо рта по–прежнему сочилась слюна и белая, отвратительно пахнущая пена. Лоб его взмок от пота. Чертыхнувшись про себя, Бенсен достал платок и вытер ему лоб. Ничего страшного, там, в этом чертовом, прокуренном насквозь пабе, никто ничего не заметит. В крайнем случае подумают, что парень малость перебрал, тем более что за Норрисом водился такой грешок и об этом в городе знал каждый.
— Отведи меня к… доктору, — хрипел Норрис, когда Бенсен подхватил его под руки и повел к двери. — А потом… в полицию. Нам нужно… заявить… о гибели Махони.
— Да тише, черт побери, — прошипел Бенсен и тут же уже гораздо дружелюбнее добавил: — Да не дрейфь ты, старина. Сейчас выведу тебя отсюда. Все будет хорошо.
Тень была гигантской, метра три высотой. Не темно–серой, как обычно, а черной, словно закрываемый ею участок стены превратился в кусок беззвездного неба. И в этой черноте угадывалось какое–то едва заметное движение, будто там текла странная, почти скрытая от глаз жизнь. Это не была тень человека, а жуткий силуэт, призрак чего–то огромного, ужасного, неописуемого… Чего–то состоящего, казалось, лишь из одних только щупалец и мерзких, кривых лап, уподобившегося непрерывно двигавшемуся клубку перевитых между собой змей…
Эго открытие подействовало на меня, как удар обухом по голове.
Однажды я уже видел это существо, и не так давно.
Эта тень, отбрасываемая мною, была тенью одного из ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ! Чудовища, убитого мною, леденея от ужаса, начинал понимать я. Как это могло быть? Ведь я собственными глазами видел его жуткую агонию.
Оно жило!
Оно продолжало свое существование, противоестественным, прекословящим всем природным законам образом, существовало и продолжало осуществлять свои злокозненные планы — жило во мне! Следствием этого и были кошмары, терзавшие меня по ночам, ужасающие видения, картины, объяснить которые я был не в состоянии. Бестия была мертва, но частица ее проникла в мое тело, завоевала его, и источающий смертельный яд губительный росток, всходивший во мне, с каждым днем набирал силу. И Говард знал это.
Заорав, я метнулся от стены прочь, но, не удержавшись, свалился на пол. Все мои движения мгновенно повторялись и этой дьявольской тенью на стене, при этом чудовище протягивало свои жуткие щупальца, стремясь добраться до меня, хватало за ноги. Внезапно комнату заполнила жуткая вонь, в нос мне ударил запах тлена, разложения и чего–то еще нестерпимо отвратительного. Я вопил как безумный, стремясь уползти прочь, но зловещие конечности чудовища приближались, неотвратимо подступали ко мне. Панический ужас охватил меня. Я принялся топтать тень ногами в тщетном стремлении уничтожить ее, потом снова отполз. Но она следовала за мной; что бы я ни делал — она не покидала меня. Теперь это была моя тень. А никому не дано избавиться от своей тени.
Хлеставшие, словно плети, щупальца приближались, беззвучно скользили по полу, потом замерли на мгновение, словно задумавшись о чем–то, и потом поползли дальше. Я снова закричал.
Кто–то стал молотить кулаками в дверь.
— Что там у вас стряслось? — раздался чей–то громкий, обеспокоенный голос. — Откройте! Что это за шум?
Я опять с криком метнулся в сторону и докатился почти до самой двери, и снова тень неотступно следовала за мной. Она не приближалась, однако извивавшиеся руки–щупальца, словно издеваясь, зловеще шевелились в нескольких дюймах от меня.
Тут рывком распахнулась дверь. На пороге стоял портье, его лисье личико раскраснелось от гнева и возмущения.
И в этот момент тень пропала.
В одно мгновение моя тень вновь стала моей тенью, темным силуэтом вполне обычного человека, куда–то улетучилась и отвратительная трупная вонь.
Негодующий портье шагнул в комнату и уставился на меня в праведном гневе с легкой примесью страха.
— Что за чертовщина у вас здесь творится? — осведомился он. — Чего это вам вздумалось орать во всю глотку? Ваш рев слышен, наверное, на побережье!
Я хотел было что–то ответить ему, но не смог. Сердце в груди отчаянно билось, я задыхался и мог лишь жестикулировать, беззвучно открывая и закрывая рот. С великим трудом, помогая себе руками, я поднялся. Некоторое время я стоял, уперев руки в колени и опустив голову, потом, наконец, выпрямился. Меня кидало из стороны в сторону. В первую секунду комната бешено закружилась у меня перед глазами, но я успел ухватиться за спинку кровати и удержался на ногах.
— Ну? — требовательно вопрошал портье. В голосе его я расслышал страх. Скорее всего, он был уверен, что перед ним — сумасшедший.
— Да… нет, ничего… — пролепетал я. — Просто у меня… был…
— Снова этот ваш припадок, да? — сморщилась лисья морда. В данный момент это объяснение показалось мне наиболее разумным.
— И что, дядюшка ваш просто так оставляет вас одного, что ли? — продолжал он наступать, явно вдохновленный моим молчанием. Воинственно уперев руки в бока, он стал вычитывать меня: — Молодой человек, если вы больны, то отправляйтесь к врачу. Здесь отель, а не больница, я уже говорил об этом вашему дяде.