— Даже его жена подозревает неладное, — пробормотал Гриф.
Сердце у Калли тревожно затрепыхалось, но она продолжала упорно считать цикад. Тринадцать, четырнадцать…
— Даже его жена в курсе, что он к ней неровно дышит. Когда у Тони что-то случается, она сразу бежит к нему! — продолжал Гриф дрожащим голосом. — Разве она ко мне обращается? Нет, опрометью несется к Луису! А я, дурак, столько лет должен изображать твоего папашу! — Пальцы Грифа снова впились ей в плечо, его лицо побагровело от жара, со лба капал пот. Вокруг его головы летали крошечные мошки. Некоторые словно пылинки прилипали к потному лицу. — Ты хоть представляешь, как мне паршиво? Ведь в нашем городишке всем до последнего человека известно про твою мать! — Он грубо толкнул Калли на землю, от неожиданности девочка шумно выдохнула воздух. — Оказывается, ты не такая уж и молчунья! Теперь я знаю, что нужно сделать, чтобы ты заговорила.
Гриф наступал на нее, и Калли поползла назад, пятясь по-рачьи. У нее закружилась голова, из глаз хлынули слезы. Как он может, ведь он ее отец! У Калли маленькие уши, как у него, и такая же россыпь веснушек на носу. На Рождество они всегда рассматривали большой зеленый кожаный фотоальбом со снимками Калли и Бена. Фото Калли в полгода — она сидит у отца на коленях. На том снимке она вылитый Гриф, который сидит на коленях у своей матери в соответствующем возрасте. У нее такая же беззубая улыбка, такие же ямочки на щеках…
Калли открыла рот. Ей хотелось закричать: «Папа!» Хотелось подбежать к нему, обнять, ткнуться лицом в его мягкую футболку. Конечно, он ее папа, они одинаково подбочениваются и одинаково едят — сначала гарнир, потом мясо, а молоко оставляют напоследок. Лицевые мышцы задергались. Ей очень, очень хотелось заговорить, произнести слово «папа», но с губ сорвалось лишь тихое шипение.
Гриф навис над ней, она с ужасом смотрела в его перекошенное злобой лицо.
— А ну-ка, послушай! Может, ты и живешь в моем доме, но мне это не по нутру! — Он замахнулся носком ноги и пнул ее в лодыжку. Калли свернулась в комочек и закрыла голову руками. — Когда вернемся домой, я скажу твоей мамочке, что ты ушла поиграть, заблудилась и мне пришлось тебя искать. Поняла? — Гриф снова замахнулся, но Калли проворно перекатилась на бок. Потеряв равновесие, Гриф полетел ничком в густые заросли колючего терновника. — Пропади ты пропадом! — выругался он, осматривая исцарапанные, кровоточащие руки.
Калли успела встать раньше Грифа, она стояла, не сводя с него глаз. Он потянулся к ней, но Калли вывернулась, сделав неуклюжий пируэт на носках. Гриф попробовал схватить ее за плечо, но девочка вырвалась и убежала.
Антония
Я сижу на кухне и жду. Луис не велел мне заходить в комнату Калли — он предупредил, что, возможно, придется осмотреть ее вещи, чтобы понять, куда она девалась. Я не поверила своим ушам.
— Что? Как будто на месте преступления? — спросила я. Не глядя на меня, Луис буркнул: скорее всего, до этого дело не дойдет.
Я не так сильно волнуюсь за Калли, как Мартин за свою Петру. Может быть, я плохая мать? Калли вечно куда-то уходила. В магазине, стоило мне отвернуться на секунду, чтобы прочитать этикетку на банке с арахисовым маслом, как она исчезала. Я обегала весь магазин и, как правило, находила дочь в отделе «Мясо — рыба». Калли стояла у аквариума с крабами и постукивала пухлым пальчиком по стеклу. Она оборачивалась ко мне, я вздыхала с облегчением. Потом она с несчастным видом спрашивала:
— Мама, крабу больно, если у него вот так связаны лапки?
Я ерошила ее мягкие, легкие каштановые волосики и отвечала:
— Нет, им не больно.
— Разве они не скучают по океану? — не сдавалась Калли. — Давай купим их всех и выпустим в речку!
— Они могут жить только в морской воде, а в пресной умрут, — объясняла я. Напоследок Калли снова тихонько стучала по стеклу, а потом позволяла мне увести себя.
Конечно, это было раньше, когда мне не приходилось гадать, услышу ли я от нее еще хоть слово. До того, как я видела во сне, что Калли говорит, а я наслаждаюсь звуками ее голоса и стараюсь запомнить его тембр и модуляции.
То и дело я звоню Грифу на мобильник, но он отключен. Собиралась даже позвонить родителям Грифа, которые живут в центре городка, но потом передумала. Со своими родителями Гриф никогда не ладил. Они пьют больше его, и Гриф больше восьми лет не видится с отцом. Наверное, именно поэтому меня вначале и потянуло к Грифу. Мы с ним оба такие одинокие… Моя мама умерла, отец после ее смерти замкнулся в себе. А Луис… С Луисом у меня к тому времени все было кончено. Мы расстались не со скандалом, а тихо и печально. У Грифа, кроме вечно недовольных и равнодушных родителей, никого не было. Его единственная сестра давно уехала. Наверное, ей хотелось поскорее забыть тяжелые годы, проведенные под одной крышей с родителями-алкоголиками. Какое мы с Грифом испытали облегчение, когда нашли друг друга! Мы могли дышать полной грудью — по крайней мере первое время. Потом, как это всегда бывает, все изменилось. Вот и сейчас я нигде не могу найти мужа, хотя он мне очень нужен.