Когда он говорил таким тоном, Грейс загоралась. Придавая своему голосу интонации капризного ребенка – хотя ей самой это было не по душе, – она спрашивала:
– О, Донни, разве ты не ляжешь со мной?
– Нет, не лягу. Вставай.
Он брал ее на руки и с притворной строгостью говорил:
– Как же ты сможешь помогать мне завтра, если не выспишься как следует?
– Но, Дональд…
– Никаких «Дональд». Тебе время спать.
– И тебе тоже… – ее палец очерчивал линию его губ.
– После того, как я закончу свою проповедь.
– Но ты закончил ее вчера.
– Нет, еще и не приступал. Сначала я должен был написать речь для субботнего выступления в Ньюкасле.
– О, Дональд, – ее голова устало опускалась ему на грудь. Он нес Грейс наверх в комнату и там, игриво шлепнув, опускал на кровать. Он никогда не оставался в спальне, пока она раздевалась. Через какое-то время, когда Грейс уже лежала, он входил в комнату, гладил ее волосы, целовал в губы, в глаза, поправлял одеяло, потом гасил свет. Иногда она, счастливо вздохнув, засыпала, но по мере того, как пролетали дни, она по окончании процедуры со светом и одеялом все чаще начинала раздраженно пинать постель или переворачивалась на живот и зарывалась лицом в подушку… Она еще не плакала – пока…
Примерно в этот период случилось нечто невероятное, что отвлекло Грейс от печальных мыслей: тетя Аджи собралась приехать к ним в гости. И инициатором этого маленького чуда был Дональд. Вскоре после возвращения из свадебной поездки он заявил: ему очень жаль, что в их отношениях с тетей Грейс чувствуется какая-то отчужденность – Грейс должна попытаться исправить это положение. Попутно она выслушала небольшую частную проповедь о том, что недоброжелательность – зло, а прощение обладает целебной силой. О, если бы тетя Аджи только могла понять, какой это на самом деле человек, думала Грейс, слушая Дональда.
Если бы Грейс сама могла понять, какой это на самом деле человек, то и тогда она бы все равно не поверила, что ее чудесный Дональд не терпит и мысли о том, что может кому-то не понравиться.
Итак, Грейс отправилась к тете Аджи, потом съездила к ней еще раз, потом еще – и, наконец, тетя сказала «да». Она пообещала приехать и посмотреть на их новый большой дом, но только потому, что ее интересовала недвижимость – «учти, Грейс, это единственная причина».
Утром того дня, когда должна была приехать Аджи, Грейс в шесть часов очень осторожно, чтобы не разбудить Дональда, вылезла из постели и начала интенсивную подготовку к приему гостьи Миссис Бленкинсоп, которая пришла в восемь, не очень понравилась вся эта суета, а Дональд, спустившийся к завтраку, воскликнул:
– Ой-ой-ой! И все из-за этой драконши. Из-за меня ты никогда так не суетишься.
– Нет, Дональд, суечусь, и ты это знаешь. И вообще никакая она не драконша, а очень милая женщина. Только ее надо узнать по-настоящему.
– Она путает меня до смерти, – Дональд был в игривом настроении.
– Как забавно, – сказала Грейс. – Не могу вообразить, что кто-нибудь может напутать тебя до смерти, – она бросилась к мужу и, обняв за шею, поцеловала. – Это ты их путаешь. Знаешь, до какой степени? Что у них аж поджилки трясутся, – последнюю фразу она произнесла, шутливо подергивая головой, и засмеялась, увидев, как брови Дональда поползли вверх.
– Могу я спросить, где ты слышала сию чрезвычайно интересную новость?
– Бен говорил.
– Бен… ага… и когда?
– Вчера. После того, как ты не сумел убедить его пересадить те гортензии.
– Что же он сказал?
– Я шла к дому по аллее, по самому краю. Слышала часть вашего разговора, а потом Бен стал разговаривать сам с собой, – подражая манере садовника, она начала: – «Запугал их так, что у всех поджилки трясутся…» Это он деревенских имел в виду. «Но со мной-то ему это не удастся. Нет, черт побери!»
– Тсс! Не надо повторять такие слова… Но он действительно так сказал, да? – Дональд высвободился из ее объятий, и когда Грейс удивленно взглянула на него, добавил: – Что ж, посмотрим.
Если бы не эта последняя реплика, она бы просто решила, что его позабавило ее сообщение. Но теперь она видела, что муж слегка раздражен. Грейс задумалась над словами садовника и пришла к выводу, что это нелепость: как могли трястись у жителей деревни поджилки, если отношение Дональда к своим прихожанам было исключительно мягким и терпеливым? И только когда он стоял на кафедре, в его облике не было ничего мягкого и терпеливого. Когда Грейс осмеливалась критиковать ту или иную из его проповедей, она облекала эту критику в идиому, которой когда-то пользовался ее отец. «Сегодня утром в церкви было жарко.» Но ни за что на свете Грейс не стала бы критиковать деятельность Дональда в целом. Его работа заключалась в том, чтобы нести людям Бога, и все его усилия были направлены на это. В этот момент в мозгу Грейс возникла непрошенная картина: она лежит и пинает постель, а потом, перевернувшись на живот, зарывается лицом в подушку.