Вспомнил, что Гоблин был колдуном, и снова стал его звать, словно собачку:
-- Ко мне-э-э! Где ты, тупица? Хватило же ума куда-то утопать! У мня-а для тебя-а-а есть задание! Поручение, ха! Ха-ачу, шо бы тут всё светилось и пляса-а-ало! Ты мо-о-ожешь, я знаю-у-у!
Винтовая деревянная лестница утопает во мраке -- на первом этаже свечи давно догорели. Максимально концентрируюсь, чтобы кубарем не скатиться по ступеням. Шаг, еще шажочек. И еще один. Перила так и норовят выскочить из рук, к тому же они наощупь неприятно холодные.
-- Надо было оставаться в зале, -- заворчал я. -- Какого черта меня понесло в погреб? Уже-э-э язк заплетается-а-а, а я всё туда же!
На каждой ступени вижу свечные огарки. Эхо моих шагов гулко отдается в особняке. Будто дом не выдержит и развалится.
-- Гоблин, мать его! Живо-о-о ко мне! Выпорю-у-у же! Что за херня, а? Я же теперь твой хозя-а-аин! Так и слушся меня, придурк! А иначе жены больше не увидишь! Понял, да?!
Оказавшись на первом этаже, поплелся в сторону кухни.
В темноте блеснули два изумрудно-зеленых глаза. От неожиданности я вскрикнул, потерял равновесие и, выронив свечу, упал задом на паркет.
-- Господин! Простите ничтожнейшего слугу! Я не хотел! Тысячу лет мне гореть в адском пламене за такой поступок!
В воздухе вспыхнул колдовской иероглиф, повис на потолке, ярко освещая коридор. Карлик, звеня колокольчиками на колпаке, подбежал ко мне, помогая встать.
-- Брысь, ублдок! -- крикнул я. Заплетающийся язык мешает внятно говорить. -- Ты что здесь забыл?
-- Да вы пьяны, господин! -- искренне удивился Шут. -- Постойте-ка.
С этими словами он вытащил из нагрудного кармана фиолетовую склянку.
-- Выпейте! Вам обязательно полегчает!
Некоторое время буравлю его взглядом, но затем зубами вытащил деревянную пробку и одним глотком выпил содержимое миниатюрной колбы. От ядреной гадости шибануло в нос, из глаз брызнули слезы, я закашлялся. Когда смог нормально вздохнуть, почувствовал себя гораздо лучше. Голова тяжелая, будто набили горячим чугуном, однако мысли больше не перескакивают с одного на другое.
-- Зачем ты здесь? -- спросил я. -- И как зашел?
Шут пожал плечами, ответил:
-- Нет такого места, куда бы не смог попасть ваш покорный слуга! Годы упорных тренировок с отмычками не прошли даром. Пальчики хоть и кажутся толстыми и неуклюжими, но...
-- Ближе к делу.
-- Хорошо, господин. Час пробил! Настала пора избавить вас от гнета Альфа! Теперь больше никто не сможет залезть в вашу голову, не сможет досаждать навязчивыми мыслями! Всё в прошлом! Надеюсь, вы рады этой новости.
Я сглотнул, огляделся.
-- Гоблина что-то не могу найти.
-- Не волнуйтесь, господин, он уже на улице. Он станет зрителем в чудесном представлении!
-- Так это ты заставил меня спуститься на первый этаж?
Глаза карлика хитро сощурились.
-- Простите жалкого червя, господин! Не сдержался от жалкого фокуса! Но ведь смешно же, да? Вы спускаетесь такой пьяный, едва на ногах держитесь! А вокруг темно-темно, точно в заднице гуля! А затем внезапно, неожиданно, вдруг, резко, мгновенно появляюсь я, ха-ха-ха! Штаны, кстати, не запачкали? Я, если что, не буду брезговать и выстираю их!
Я стиснул челюсти так, что заломило в висках. Злость накатила удушающей волной.
-- Еще раз так поступишь, мелкий гаденыш, -- и я отрублю тебе голову.
-- Так это же чудесно, господин! -- обрадовался Шут. -- Из моей головы получится хороший футбольный мяч! Она же кругленькая, мягонькая, но крепкая! Орехи лбом можно колоть!
Я решил не терять зря время и спросил:
-- Альфа умрет на улице?
-- Да, хозяин.
Хозяин?
Открыв тяжелые двустворчатые двери, мы оказались во дворе. У декоративного фонарного столба прямо на каменной дорожке стоят Старая Алнурия и Гоблин. Оба завороженно смотрят наверх. Я проследил за их взглядами. Альфа, опутанный паутиной, пытается вырваться из последних сил, но ничего не получается. Рот его заклеен мерзкой черной гадостью. Поэтому воя больше и не слышал. Вокруг гиганта летают три худые ведьмы. С их сосулек-волос падают фиолетовые звездочки. От моей головы к животу Альфа тянется сияющая золотая нить, которая с тихим звоном вибрирует.
-- Все только и ждут медвежонка, -- хрипло сказала Старая Алнурия. Мне опять на миг показалось, что её горб зашевелился, точно под старым плотным плащом копошатся крысы. -- Скоро он станет свободным, как северный ветер! Больше никто не посмеет им командовать! Как сладок вкус победы!