Е р м а к о в (улыбается). Уж не хотите ли вы меня отравить?
М а к е д о н с к и й. Вам смешно. Вас знает вся страна… Сколько вам лет?
Е р м а к о в. Двадцать два.
М а к е д о н с к и й. А мне уже двадцать три. И фамилия у меня звучная — Македонский. А славы нет. Стихи пишу — не печатают. Может, рискнете? Послушаете?
Е р м а к о в. Но я же не критик.
М а к е д о н с к и й. Вы — Ермаков! Об этом крае стихи, о руднике.
Е р м а к о в (помедлив, махнул рукой). Давай! Где наша не пропадала!
М а к е д о н с к и й (обрадовался). У меня их тут целый чемоданчик! (Берется за портфель-чемоданчик.)
Е р м а к о в (в испуге). Что?! А вагончик и маленькую тележку не прихватил?!
М а к е д о н с к и й (горестно). Вот и все так — шарахаются от этого чемоданчика. Будто в нем не стихи, а змеи гремучие… бомбы… грехи господни.
Е р м а к о в (явно жалея его). Ладно, выкладывай свои грехи, Македонский. Только те, которые покороче. И жарь в темпе. Не то… не то тебе придется писать обо мне трагедию.
М а к е д о н с к и й (радостно). Усек! Начинаю. (Декламирует.)
Ну как?
Е р м а к о в. Железно. (Жмет ему руку.) Берем для нашей стенгазеты. Дадим прямо в следующем номере.
М а к е д о н с к и й (счастливый). Вот бы нам такого главного редактора! Мне ведь в газете даже прозой не дают писать больше восьми строк. Разве тут развернешься, на восьми строках?!
Е р м а к о в. Так ты собирался втиснуть всю нашу железную дорогу в эти восемь строк?
М а к е д о н с к и й. Для вас и вашей бригады мне дали целый подвал. Если очерк получится, я — на коне. Если нет — писать мне всю жизнь восемь строк.
Е р м а к о в. Ты напишешь свой очерк, Македонский. Такой очерк!.. Это я тебе гарантирую. Даже не очерк, а проблемную статью, которая заденет всех и каждого.
М а к е д о н с к и й. Это моя самая заветная мечта. Но у меня еще не собран материал.
Е р м а к о в. Материал к тебе явится сам, на двух и на четырех ногах. Его будет так много, что ты на стенку полезешь от радости! Не Магомет пойдет к горе, а гора придет к Магомету.
М а к е д о н с к и й (сияя). Я знал, я верил, что от Ермакова уеду не с пустыми руками! В чем заключается ваша идея?
Е р м а к о в. Ты говорил, что хорошо быть знаменитостью?
М а к е д о н с к и й. Говорил. А разве плохо?
Е р м а к о в. Хотел бы ты побыть на моем месте? На месте Николая Ермакова? Хотя бы несколько минут?
М а к е д о н с к и й. Что за вопрос. Конечно! Ощутить все величие… Только, к сожалению, это невозможно.
Е р м а к о в. Возможно. С этого момента ты — Ермаков. Николай Ермаков.
М а к е д о н с к и й. Как это понять?
Е р м а к о в. У меня сегодня ответственнейший день. Опережая все графики, по секрету даже от самого Потапова, мы сдаем сейчас последний километр.
М а к е д о н с к и й. Это грандиозно! Ермаков есть Ермаков!
Е р м а к о в. Да, но может так произойти, что и Тоня Петрова окажется Тоней Петровой и подойдет к заветной отметке раньше нас. В эту минуту я должен быть там, в туннеле, со своими ребятами. Ты же заменишь меня здесь. Будешь принимать визитеров как Николай Ермаков.
М а к е д о н с к и й. Но это же… обман.
Е р м а к о в. Святой обман. Для пользы дела. Страна ждет рудник, дорогу к нему, а я сижу тут как барыня — сложа руки! Выручай, Македонский. Не отказывайся. Тоня Петрова движется нам навстречу! Под угрозой престиж моей бригады!
М а к е д о н с к и й. Я тоже хочу в туннель, хочу быть свидетелем нового трудового подвига!
Е р м а к о в. Нет, Македонский. Посторонним там делать нечего.
М а к е д о н с к и й. Но я только одним глазком… В порядке исключения…