Дрожь пробежала по ее телу, но с температурой воды это не было никак связано. Разозлившись на себя, она так энергично заработала руками, словно каждый взмах был последним в этом заплыве. Наконец, чуть не задохнувшись, она коснулась края бассейна с той стороны, где находилось самое глубокое место, подтянулась и легла на бортик, оставаясь наполовину в воде.
И тут она увидела его.
Он сидел на краю кирпичной кладки, обрамлявшей цветник, составляя резкий контраст своей грязной загорелой кожей и ярко выраженной мужской мускулистостью роскошным белым петуниям, которые выглядели неуместно рядом с ним. Бриг внимательно наблюдал за ней. После рабочего дня одежда на нем чистотой не отличалась — ни джинсы, ни расстегнутая на груди клетчатая рубашка с закатанными рукавами.
Ей захотелось умереть на месте. Спрятаться. Скрыться от его насмешливых синих глаз.
— Подумал, не хотите ли узнать, как подвигаются дела с вашим жеребцом,— растягивая слова, произнес он.
В горле у нее застрял крик. Сердце совершенно по-глупому колотилось; она выбралась из бассейна, сохранив, насколько ей удалось, достоинство, и, мокрая, встала перед ним.
— Если не возражаете, я вначале обсохну.
Безразлично пожав плечами, Бриг смотрел, как она шла к противоположной стороне бассейна, вытиралась полотенцем, натягивала на себя кофточку, завязав ее концы торчащими хвостиками под маленькими грудями, ныряла в потертые джинсовые шорты. Он не мог сдержать улыбки, глядя на ее подбородок в профиль, такой независимый и воинственный, будто он был ее врагом. Интересно, чего ей натрепали про него, подумал он, потом решил, что ему плевать на это, и стал ждать ее возвращения. Это существо состояло из одних ног, до чего не похожа она на свою сестру — та ростом пониже, да попышнее, и вид спесивый, как у павлина.
— Вы хотели сообщить, что жеребец уже объезжен?— спросила она, подходя к нему, лицо у нее раскраснелось не то от плавания, не то от смущения. Веснушки, во множестве покрывавшие ее нос, как будто немного побледнели, она часто моргала, стряхивая стекавшие с мокрых волос на ресницы капли воды.
— Не совсем. Вы выбрали самого непослушного…
— Но прошла уже неделя…
— Пять дней,— поправил ее Бриг.— Потребуется гораздо больше времени, чем я думал…
— Почему? Вы не знаете, как с ним управится?
Она смотрела, как на лице его медленно расплывается насмешливая улыбка.
— Некоторые дела требуют времени,— сказал он, взгляд его стал серьезным, будто хотел внушить ей что-то.— Они не терпят спешки, если вы хотите выполнить их хорошо.
Она плохо слушала его, потому что мысленно перед ней опять возникла сцена его любовной игры с Энджи: он был нетороплив, а Энджи так и извивалась под ним от нетерпения и безумного желания. Кэссиди с трудом сглотнула мешавший ей говорить комок в горле.
— Насколько я поняла, вы хорошо знаете свое дело…
— Знаю.
— Тогда вы, наверное, можете управиться побыстрее?
— К чему такая спешка? — Он откинулся назад и смотрел на нее прищуренными глазами.
Она не нашлась, что ответить.
— Лето… Лето вот-вот кончится, а мне хотелось бы провести оставшееся время…— Слова выходили глупыми и жалкими, словно она хныкающая избалованная богатая девочка, которая капризничает и настаивает на том, чтобы все делалось по ее желанию. — Мне просто хотелось вдосталь поездить верхом, вот и все.
— У вашего отца полно лошадей, возьмите другую.
— Этот особенный.
— Чем?
И вновь она почувствовала себя глупой и маленькой, но лгать ему было бесполезно. У нее сложилось убеждение, что он сразу догадывается, когда она начинает завирать.
— Отец, зная, что я помешана на лошадях, хотел сделать мне подарок и разрешил выбрать себе кобылу и жеребца… Это и был его подарок к моему тринадцатилетию…— Бриг хмыкнул и покачал головой: никогда не понять ему жизнь богатых людей.— Я выбрала самую изящную кобылу и самого дикого жеребца.
— А, черт, теперь все понятно.— Бросив на нее насмешливый взгляд, он потянулся к карману за пачкой сигарет.— Только не говорите мне, что старик позволил вам смотреть, как спариваются лошади.
— Подумаешь, большое дело,— солгала она, вспомнив то яростное совокупление, когда жеребец, полный страстного желания, беспокоился в предвкушении течной кобылицы и бился в стойле, учуяв ее запах, а потом, взгромоздившись на нее, покусывал ее за шею. Первобытный, грубый, откровенный секс. Она откашлялась.— Мы ведь здесь выращиваем лошадей, так что это происходит постоянно.
— И вы смотрите? — Он прикурил, и от кончика сигареты потянулся дымок.
— Иногда.
— Ничего себе! — сделав глубокую затяжку, он встал и направился вниз по гравиевой дорожке, ведущей мимо рощицы за дом. Не поворачивая головы, он сказал: — Держитесь подальше от Реммингтона еще одну недельку или около того, к тому времени он будет готов.
— Я не хочу, чтобы ломали его характер.
— Что?— Бриг обернулся, выпустив изо рта струйку дыма.
— Не надо превращать его в пони, который покорно ходит по кругу, ладно? Я не случайно подобрала матку и производителя и я получу, что хотела. Так что не испортите мне его. Не хочу иметь пони для аттракциона…
С закрытыми глазами водя кончиком пальца вдоль линий крупной женской ладони, Санни Маккензи чувствовала легкий озноб. Мясистые ладони Белвы Каннингем не давали никакой информации, хотя женщина была крайне взволнована.
— Ты только скажи, выйдет ли у нас это,— заговорила Белва, мешая Санни сосредоточиться.— Мне необходимо знать, будет ли стадо этого года…
— Ш-ш-ш! — Санни нахмурилась, она ощутила что-то тревожное, но не связанное с рогатой скотиной, о которой так пеклась Белва, нет, что-то другое… Ощущение было похоже на легкую вибрацию где-то в глубинах ее мозга.— К вам собираются гости… издалека. Один из гостей говорит с акцентом.
— Так это Рози со своим новым мужем, Хуаном. Он мексиканец. Ты же знаешь, она всегда была ненормальной. Я не сумела удержать ее. В общем, встретила она Хуана, позволила себя облапошить и привезла его с собой в Штаты. Теперь они живут в Лос-Анджелесе и собираются приехать погостить.
— С ними придет беда,— продолжала Санни, ощутив холодок, пробежавший вдоль позвоночника.
— Беда? — Слово повисло в воздухе. — Какая беда? Господи помилуй, надеюсь, это не ребенок…
— Нет, что-то другое.— Санни сконцентрировалась.— Какие-то сложности с законом.
— О, нет! Хуан из очень порядочной семьи. Знаешь, из таких богатых мексиканцев, и это очень хорошо, потому что отец Рози не в восторге, что она вышла замуж за мокрицу, так их всех называет Карл. Я потребовала, чтобы он прекратил. Хуан хороший парень.
Добрый старомодный предрассудок… Ей было хорошо известно, как распространен он в небольших городах, вроде Просперити. Сколько раз она задавала себе вопрос, почему не уезжала из этого городка с его скудоумными жителями, но в глубине своего сердца она знала ответ. Она не из тех женщин, что привыкли обманывать себя, ее удерживал здесь один человек, который в свое время отнесся к ней по-доброму…
Она вновь сосредоточилась на теплой ладони Белвы.
— За ними гонятся,— сказала она, совершенно уверенная в истинности того, что возникало под ее закрытыми веками. — Люди… в военной форме, с оружием…
— О Господи! — сокрушенно прошептала Белва, когда Санни открыла глаза.
Толстуха нервно сглотнула, между бровей залегли морщинки. По щекам стекали капли пота.
— Надеюсь, ты не думаешь, что они скрываются и в нашу дверь постучит полиция?
— Этого я не знаю. Когда Рози позвонит, спроси у нее.
— Ты права, спрошу. Эта девчонка всегда была для нас сущим наказанием. Если она оказалась в чем-то замешана, отец живо сдерет с нее кожу. Скажи, не прочитала ли ты что-нибудь утешительное насчет нашей скотины?
— Ничего.
— А о простате Карла?