Потом Рекс повез его в город, заставил исповедоваться священнику, но независимо от того, сколько раз заставляли его прочитать «Отче наш» и «Богородица, дево, радуйся», Деррик становился все хуже. Кэссиди была уверена, что он может до бесконечности повторять молитвы, перебирая бусины четок, но с волей отца не смирится. Она чувствовала: что-то с Дерриком творилось, только не могла понять, что именно…
Кэссиди скинула туфли и погрузила пальцы в жидкий ил у кромки воды. Поток был мелким — всего-навсего журчащая струйка, что перекатывается через сточенные временем камни.
Сжав руками колени, она снова ощутила внутреннее беспокойство, которое изматывало ее, не давая уснуть по ночам. Странное лето — она вроде бы еще ребенок, а ее сестра и брат давным-давно сбросили свои детские шкурки.
Погруженная в свои мысли, машинально выдергивая травинки на покатом берегу, она вздрогнула от неожиданности, когда ее плечи и траву возле нее накрыла чья-то тень.
— Чем ты тут занимаешься?
Бриг! Его голос она узнала бы из тысячи. От изумления она открыла рот, сердце бешено застучало чуть ли не в горле.
— Ничем.— Обернувшись, она скользнула невидящим взором по его незастегнутой рубахе с высоко закатанными рукавами. Джинсы сидели на бедрах так низко, что был виден пупок и черные волосы вокруг него. Опьяняющее тепло разлилось с потоком крови по ее телу, она тряхнула рассыпанными по плечам волосами и пожалела, что сняла обувь, потому что теперь ее ноги были черны от мокрой земли.— Просто сидела и думала, когда же я смогу ездить на своем коне.
— Ты как заезженная пластинка…
— Так когда же?
— Скоро. Когда он станет послушным, как щенок.
— Если бы я хотела обзавестись собакой,— резко сказала она,— я бы пошла в собачий питомник и присмотрела бы себе щеночка.— Она встала, вытерла ноги о траву, пытаясь скрыть охватившее ее смущение.— Думаю, тебе пора заканчивать с Реммингтоном. Он мне и таким нравится.
— Таким сволочным?
— Ага, сволочным.— Он издал гортанный звук, выражавший неодобрение. — Я же сказала, что мне нужен жеребец с огоньком и независимым характером.
— Который сбрасывает тебя и остервенело лягается? — спросил он, играя перочинным ножом. Она стояла перед ним босоногая, и, может быть, поэтому он в своих ковбойских сапогах казался еще выше ростом. Солнечный свет проникал сквозь шелестевшую на ветру листву, и по его лицу пробегали тени. Бриг закрыл нож.
— Насколько мне известно, он и тебя сбросил.
На его губах заиграла легкая улыбка. Пружинный нож он засунул в карман.
— Что было, то было, но надеюсь, ты не станешь рассказывать всем подряд об этом. Не хочется, чтобы остальные работники узнали.
— Пусть это будет нашей тайной,— улыбнулась Кэссиди.
— Правда?
— Крест на сердце и чтоб провалиться мне на этом месте! — Она подняла руку, чтобы совершить знак над грудью, сопровождавший эту страшную детскую клятву, но застыла, заметив его взгляд, которым он следил за ее движениями.— Ну ладно, ты и сам знаешь…
Выпятив нижнюю губу, он кивнул; таким доброжелательным и покладистым она видела его в первый раз.
— И все-таки я думаю, что могла бы уже ездить на нем.
— Будешь ездить,— пообещал Бриг.— Скоро.
— Я справлюсь с ним.
— Тогда как ты объяснишь вот это? — Он дотронулся до ее поврежденного плеча, и она вдруг испугалась.
Внутренний голос подсказывал ей, что оставаться с ним наедине равносильно игре с огнем, но до конца осознать опасность она не могла. Кэссиди чувствовала, как что-то менялось в самой атмосфере, стоило ей только оказаться в непосредственной близости от него: в воздухе будто скапливались электрические разряды, как перед грозой.
— Я совершила ошибку в свой последний выезд.
— Поэтому твой отец не хочет, чтобы она повторилась.
— Может, он не понимает, что для меня лучше.
— А сама ты понимаешь? — Он насмешливо изогнул черную бровь, и она догадалась, что он смеется над ее бравадой.
— Почему ты обращаешься со мной, как с ребенком?
— Потому что ты еще ребенок.
— Ты не намного старше.
— Дело не в возрасте, малыш.
— А в чем? — спросила она, вздернув подбородок.— В жизненном опыте?
Легкая улыбка тронула губы Брига.
— В определенной степени.
Сердце ее не унималось, она заметила, что на руках у него растут черные волоски, на подбородке пробивается борода; его дерзкие Манеры и пугали, и восхищали ее.
Бриг медленно стал приближаться к ней, и Кэссиди решила, что он хочет ее поцеловать. Мгновение затянулось и показалось вечностью, но, как и в прошлый раз, он осторожно взял в пальцы цепочку, висевшую у нее на шее. Медалька, лежавшая между грудей, опалила ей кожу.
— Ты постоянно носишь эту цепочку?
Она кивнула.
— Почему?
— Я… не знаю.
— Это какое-то обязательство перед церковью? Или кто-нибудь из мальчишек подарил.
— Никакие мальчишки мне ее не дарили!
Он опустил руку, посмотрел в сторону и вздохнул.
— Я пошел за тобой, чтобы извиниться,— признался он.— Я немного погорячился тогда.
— Пустяки…
— Нет. Позволь мне сказать. Гм… Ты застала меня, так сказать, врасплох. Я отвлекся, а конь почуял это и сбросил.
— Но ведь это я виновата, что отвлекла тебя.— Ей показалось, что воздух вокруг нее сгущается, и она отступила немного назад.
— Я не должен был этого допустить.
Бриг смотрел в выемку на ее груди, где неудержимо билось сердце. Какое-то время тишину нарушало только журчание воды. Она чувствовала всем своим существом, что он хочет поцеловать ее. Вот почему он сжимает кулаки — он не может совладать с собой.
— Я пойду…
— Нет,— вырвалось у нее, и она тут же покраснела.— Я…
В такт сердцебиению у него задергалась щека. Их взгляды столкнулись, и она без слов поняла, что и он ощущает напряженное иссушающее ожидание, зависшее в воздухе между ними. Она нервно облизала губы. У него вырвался тяжелый вздох и, когда он заговорил, голос его звучал бесстрастно и отрешенно.
— Лучше для нас обоих, если ты будешь держаться подальше от меня и жеребца.
— Мне нравится быть рядом с тобой,— призналась она, и он крепко зажмурил глаза, словно пытаясь стереть ее образ.
— Слушай, не надо, Кэсс. Оставь меня в покое. — Когда он открыл глаза, то был почти спокоен, напряжение покинуло его. — Поверь мне, девочка, всем станет намного легче, если ты будешь держаться в стороне.
— Расскажи, как тебе работается на самого богатого в округе человека? — Чейз достал из холодильника бутылку пива и предложил Бригу. Волосы и рабочая рубашка Чейза были усыпаны древесными опилками.
— Сам расскажи,— огрызнулся Бриг, совершенно раскисший от невыносимой жары в вагончике. Вентилятор громко гудел в напрасной попытке разогнать изнуряющую духоту. Бриг вытер со лба пот и обтер руку о рубашку, но жар шел у него изнутри, словно напоминание о дочерях Бьюкенена; от этих мыслей в голове у него все путалось.— Ты ведь тоже работаешь на него.
— Как и большинство жителей города.— Чейз выставил на стол две бутылки, открыл обе и быстро отпил добрую половину из своей.— Но у тебя преимущество, ты имеешь возможность видеть, как они живут, чем занимаются…
— У меня много работы.— Бриг сделал большой глоток.— И ничего интересного там не происходит.
— Разве? Неинтересно, это когда перетаскиваешь бревна, пока рукавицы не протрутся и ноги в кровь не собьешь.
Чейз откинул со лба черные волосы и выжидающе уставился на брата такими же, как у него, голубыми глазами. Ошибиться в их родстве было трудно, настолько они были похожи — одинаковый рост и телосложение, у обоих темные волосы и почти синие глаза необычного оттенка. Единственное различие в их внешности — у Чейза более тонкие черты лица. Бриг всегда обвинял Чейза, что он красавчик, обычно Чейз выходил из себя, начинались драки, из которых, по крайней мере, четыре года назад, он шутя выходил победителем. Позднее они поменялись ролями и вскоре перестали срывать злость друг на друге, во всяком случае, физически.