Тогда Энджи посмеялась над ней. Кто мог польститься на ее брата, шестнадцатилетнего прыщавого подростка с непропорционально длинными руками и ногами?
Но Фелисити уже тогда знала. И сберегла себя для него. Раньше они не раз заговаривали о свадьбе — конечно, по ее инициативе, — но в последнее время у Деррика, казалось, не хватало на это времени.
Сегодня вечером, когда еще не был включен телевизор и только негромко шуршал вентилятор под потолком, они занимались любовью. Но для того, чтобы склонить его к этому, Фелисити потребовались огромные усилия, а Деррик выглядел так, словно исполняет некую постылую и скучную обязанность.
Сначала Деррик не выказывал к ней ни малейшего интереса — мысли его витали где-то в другом месте, — но постепенно Фелисити раздразнила его, заставила забыть об оставшихся в Просперити проблемах и откликнуться на ее зов. Новый черный лифчик и подвязки были надеты не напрасно. Зато сейчас, когда Деррик лежал, уставившись в экран телевизора, и по лицу его пробегали голубые блики, она могла ходить перед ним хоть совершенно голой — он и ухом не повел бы.
Она предприняла еще одну попытку вновь разжечь его. Медленно, кошачьей, возбуждающей походкой она подошла к кровати, легла поверх смятого одеяла и всем телом прижалась к его ногам. Грудь, которую еще совсем недавно так любил ласкать Деррик, почти вывалилась из тугих, низко срезанных чашечек бюстгальтера. Она нервно облизала губы.
— Может, выйдем куда-нибудь? — проворковала Фелисити глуховатым, возбуждающим голосом. Ее теплое дыхание касалось его живота.
Деррик коротко глянул на нее.
— Позже.
— А почему не сейчас? — Она поцеловала его в пупок, но под шортами не появилось и намека на эрекцию.
— Хочу досмотреть новости.
— О'кей? — Не скрывая раздражения, он с силой загасил сигарету.
— Досмотришь завтра. А сейчас мы могли бы повеселиться…— Она провела языком по его груди и, пытаясь расшевелить, легонько куснула за сосок, прятавшийся в кудрявых темных волосках.
— Неужели ты и вправду сгораешь от желания?
— С тобой? — Она подняла брови и удивленно поглядела на него из-под растрепанной шапки волнистых рыжих волос.— Всегда.
Губы Деррика чуть раздвинулись.
— Тогда докажи это.
— Что?
Деррик недобро прищурился.
— Докажи мне это, Фелисити,— повторил он, приподнял ее и посадил к себе на грудь.— Покажи, на что ты способна.
— Я… я не понимаю…
— Отлично понимаешь. Заставь меня захотеть тебя. Да так, чтобы я и думать не мог о другой женщине. Покажи, что в тебе особенного.
Он щелкнул резинкой ее трусиков по животу, и Фелисити чуть не подпрыгнула от неожиданности затеи. Подцепив указательным пальцем лифчик, он притянул ее к себе так близко, что нежные соски ощутили его дыхание сквозь тонкое черное кружево.
— Заставь меня почувствовать то, что чувствуешь ты. Превратись в грязную шлюху.
— Но я… я люблю тебя,— дрожащим голосом взмолилась она. Деррик пугал ее, когда становился таким. Казалось, он отчаянно ждет чего-то… чего-то большего, чем она может ему дать.
Деррик откинулся на подушки, заложил руки за голову и поглядел ей в глаза.
— Хорошо. Тогда докажи это,— непреклонно сказал он.— Ну же, детка. Трахни меня.
К счастью, луна не заходила за облака, и видимость была прекрасная. Кэссиди пригнулась к шее Реммингтона и пришпорила его. Она не стала седлать коня и теперь сжимала коленями его крутые бока. Резвый жеребец закусил удила и помчался по сухой траве, стуча копытами и оставляя за собой облако пыли. Ветер свистел в ушах Кэссиди, развевая ее волосы и выжимая слезы из глаз.
Она знала, что скакать галопом в поле, покрытом сетью мелких оврагов, довольно опасно, но ей было все равно. Хотелось только одного: изгнать из воспаленного мозга воспоминание о целующихся Брига и Энджи…
Она носилась по бесконечным полям, пока не почувствовала, что Реммингтон тяжело задышал. Осадив коня, она разрешила ему шагом пройтись по густой дубовой роще. Здесь, вдали от ранчо, вдали от людей, ночное небо казалось бездонным черным океаном, испещренным миллионами мерцающих огоньков.
Реммингтон грыз мундштук, тряс головой и звенел уздечкой, всем своим видом показывая, что хозяин здесь он, однако Кэссиди не обращала на это внимания. Благодаря стараниям Брига жеребец стал более послушным, но норов его остался прежним, и Кэссиди пыталась не подпускать его к зарослям колючего кустарника, боясь, что Реммингтон снова сбросит ее. Боль в плече еще давала о себе знать, и девушка не хотела рисковать.
— Вперед! — скомандовала она, щелкнув языком, и направила лошадь по заросшей жимолостью тропинке, где запах травы смешивался с запахом стоявшей в воздухе пыли. Кэссиди закашлялась. Тропа вела к небольшому холму, на котором все еще высились развалины заброшенной лесопилки. Потрепанные непогодой постройки гнили; окна были давно выбиты; навесы, под которыми когда-то бревна распиливали на доски и горбыль, провалились. Жизнь здесь кипела много лет назад, когда в округе еще не повырубили все леса и не пересох старый пруд. Высохший пруд, плоский, как блин, протянувшийся более чем на полмили, и был ее целью. Лошадь могла там скакать галопом по идеальной гладкой равнине, не боясь провалиться в кротовую нору или зацепиться за не видное в высокой траве бревно.
— Давай-ка,— сказала Кэссиди, снова пришпоривая Реммингтона пятками.
Жеребец повиновался и понесся вперед с такой бешеной скоростью, что у всадницы захватило дух. И опять слышался свист буйного ветра в ушах, а резвый конь все мчался и мчался вперед, сгибая и разгибая длинные ноги, и копыта глухо стучали по пыльной равнине в унисон с дикими ударами ее сердца.
— Вот так,— прошептала она, когда лошадь стрелой пронеслась через старый пруд.
У дальнего берега возвышалась заросшая травой дамба, которую построили когда-то, чтобы защитить пруд от вздувавшейся в половодье реки. Кэссиди потянула повод и затаила дыхание. Реммингтон послушался и повернул. Издав ликующий крик, она послала коня вперед, и тот снова галопом понесся через равнину.
Радостное возбуждение охватило девушку, когда она окинула взглядом залитые лунным светом поля. Слезы туманили ей глаза. Она забыла обо всем на свете, кроме могучего существа, напрягавшего мышцы и все быстрее скакавшего вперед, наперегонки с ветром.
— Быстрее! Быстрее, дьявол!— кричала Кэссиди; ветер свистел в ее ушах, земля летела из-под копыт коня, сердце готово было вырваться наружу. Она чувствовала, как шкура жеребца покрывается потом, как тяжело он дышит. Наконец на краю пруда она придержала его и пустила шагом по поросшему кустарником берегу. Они остановились у развалин лесопилки.
— Хороший мальчик,— приговаривала Кэссиди, поглаживая шею взмыленного жеребца.— Умница. Самый умный и красивый конь на свете…
Она соскочила наземь. Чертополох больно царапал щиколотки, но Кэссиди едва замечала это. Как только Реммингтон почувствовал, что освободился от всадника, он тотчас же зафыркал и попытался встать на дыбы. Сильно тряхнув головой, конь резко рванул уздечку из пальцев Кэссиди, и плечо девушки обожгло огнем.
— Эй, стой! Тпру! — приказала она и, стараясь не обращать внимания на боль, метнулась вперед.
Реммингтон издал громкое победное ржание и вывернулся как раз в тот момент, когда Кэссиди почти схватилась за кожаный повод.
— Эй, ты, Реммингтон…— Конь поскакал вперед, отбивая копытами четкий ритм, и скрылся за дамбой.— Пошел к черту! — крикнула вконец расстроенная Кэссиди и поковыряла землю носком старенькой кроссовки. Ситуация была не из приятных. Ну и дела… Надеяться на то, что она сумеет ночью изловить упрямое животное, не приходилось. Ранчо протянулось на тысячи акров, и хотя каждый участок был обнесен забором, Реммингтон мог сколько угодно бродить по сообщавшимся полям и предгорьям, поросшим молодыми дубками, кустарником. Она и днем-то с трудом найдет его…
На рассвете, когда Мак будет делать обход, он обнаружит пропажу Реммингтона и поднимет страшный шум. При мысли об этом Кэссиди вздрогнула. Если она незамеченной вернется домой и будет помалкивать, во всем обвинят Брига. Бриг притягивал к себе неприятности, как магнит притягивает кусочки железа. Так ему и надо. Пусть получит свое, если позволяет Энджи водить себя за… ну, скажем, за нос.