— Нет! — Рекс поднялся с кресла. — Я не верю этому!..
— Черт побери! — Шериф ошеломленно уставился на нее, почесав в затылке. — Почему вы не сказали об этом раньше?
— Никто не спрашивал меня, и это… только мое предположение.
— Ну, если ваше предположение верно, тогда Маккензи не стоило убегать. Гораздо разумнее было бы прийти в полицию и рассказать нам в точности, что произошло. В противном случае нам придется поверить Уилли.
— Бриг Маккензи не отец ребенка! — Рекс Бьюкенен отрицательно покачал головой, будто на сто процентов уверенный в своих словах.
— Папа…
— Она не интересовалась этим парнем, не настолько, чтобы…
О, Боже, что это меняет теперь? Энджи мертва, подумала Кэссиди. Стены комнаты, казалось, давили на нее. Она бросилась вон из кабинета, пробежала мимо сотен мерцающих свечей и проскользнула наверх. Дверь в комнату Энджи была закрыта, но она распахнула ее и сразу же отступила назад от волны хороших духов — запаха Энджи. Огромный портрет Лукреции с годовалой Энджи на коленях по прежнему смотрел со стены. И куклы, все эти Барби, Кены, Четти, Кейти и прочие так же чинно стояли в застекленных шкафах.
Горечь утраты захлестнула Кэссиди, и она быстро закрыла за собой дверь.
Прислонясь к стене коридора, возле лестницы, она боролась со слезами, ноги плохо слушались ее. Бриг, где ты? — думала она, соскальзывая на пол. Где? Она закрыла лицо руками, но успела увидеть шерифа Доддса. Сощурив глаза, он рылся в заднем кармане, ища, видно, пачку жевательной резинки, и поглядывая то на поминальный стол Энджи, то на место, где за перилами съежилась Кэссиди.
Кэссиди взглянула на календарь. Со времени пожара миновала неделя, но дом был по-прежнему погружен в траур.
Она вышла из своей комнаты и остановилась на полпути к лестнице, услышав голоса внизу. Две лучшие подруги ее матери, Джеральдина Колдуэлл и Ада Алонсо, стояли в холле, видимо, считая, что они здесь совсем одни.
— Потеря Энджи доконает Рекса,— предрекла свистящим шепотом Джеральдина. Они принесли домашние маринады, нарезанную ломтиками ветчину и другие деликатесы в количестве, достаточном для того, чтобы прокормить все страны третьего мира, хотя в доме ни у кого не было аппетита. — Он обожал эту девочку.
— Разве я не знаю? — Ада, мать Бобби, быстро перекрестилась и склонила голову, так как Кэссиди сверху увидела седые корни волос у нее на макушке, которые она тщательно пыталась скрыть с помощью краски.
Когда же наконец эти добродетели оставят их в покое и перестанут кружить, словно грифы, появляясь в доме в любое время дня и ночи, выражая соболезнования и раздавая добрые советы, поглаживая Кэссиди по плечу, как только она оказывалась поблизости! По мнению девушки, все это было сплошным притворством.
А вчера заявилась Эрлин Спирс, жена протестантского священника. Хотя Рекс Бьюкенен всю жизнь был благочестивым католиком, Эрлин сочла своим долгом представить церковь своего мужа и выразить соболезнование. Сухая, чопорная и накрахмаленная, с губами, сложенными в неприязненную гримасу, она остановилась возле портрета Энджи в обрамлении горящих свечей.
— Горе… какое горе,— произнесла она, выражая глазами сочувствие и притрагиваясь к кресту, свисавшему у нее с шеи. — Такая красивая девушка. Надеюсь, что Макензи найдут и он понесет заслуженное наказание. От него неприятности с самого младенчества. Давно знаю эту семейку!.. О Господи, о чем я болтаю, ведь я хотела выразить соболезнование от себя, преподобного и всего нашего прихода.
Кэссиди задыхалась в этой атмосфере лицемерия, и сейчас, когда Ада и Джеральдина шептались в фойе, она отошла от перил в полутьму коридора, намереваясь вернуться в свою комнату, где отсиживалась со времен пожара. Заглянули в дом и несколько ее подруг. Они сказали, что им очень жаль Энджи, но, увидев, что Кэссиди все еще как громом пораженная и общаться с ней трудно, поспешно ушли…
— Дена, — сказали в унисон обе женщины, когда мать Кэссиди появилась в холле.— Мы с ума сходим от беспокойства. — Голос Ады. Искренний. Потом визгливое: — Могу ли я… можем ли мы что-нибудь сделать?— Голос Джеральдины: — Судья просто рвет и мечет. Он клянется, что преступник будет найден и получит свое, как только попадется. Можешь мне поверить.
— Я надеюсь, что он жарится в аду,— ответила Дена, и Кэссиди стало не по себе.— Бедная Энджи, упокой, Господи, ее душу!
— Фелисити рыдает целыми днями,— призналась Джеральдина.— Они были так близки с Энджи.— Она глубоко вздохнула. — Помимо своего собственного горя, она должна разделить скорбь Деррика.
— Бедный мальчик. — Это снова Ада.
— Ничего, ему уже лучше,— сказала Дена, по-видимому, не боясь резко высказаться о пасынке. — Он хочет, чтобы мы наняли частного детектива, затравили Маккензи, как собаку, и привезли сюда на цепи…
— Как держится Кэссиди?— спросила Ада.
— Я думаю, с нею все будет в порядке. Она такая выдержанная. Конечно, очень переживает гибель Энджи, но, между нами говоря, хорошо, что этот парень Маккензи сбежал. Он начинал оказывать Кэссиди знаки внимания — знаете, как это бывает, всегда им хочется быть с приличными девушками, а не с тем сбродом, среди которого они росли.
— И брат его не лучше,— согласилась Джеральдина.
— Чейз другое дело, — уклончиво ответила Дена. — Он знает свое место и много работает. Рекс одолжил ему деньги на учебу, и он честно отрабатывает заем. Он, как ни странно, парень со здравым смыслом. Жаль, что у него такой брат. Это всегда будет мешать ему.
— Как Рекс? Отправится ли он от такой потери? — участливо спросила Джеральдина.
— Кто знает? Он обожал Энджи. Любил ее гораздо больше, чем сына и вторую дочь. Надеюсь, теперь он понимает, какое счастье, что у него есть Кэссиди…
Ада согласилась и добавила:
— Красивая девушка. Может, мне следует сказать Бобби, чтобы он пригласил ее куда-нибудь?
— Было бы замечательно,— сказала Дена, а Кэссиди просто содрогнулась от этой мысли.
— Они должны помочь друг другу пережить это горе.
Бобби, пожалуй, поможет!
— Да,— согласилась Джеральдина, — совсем как Фелисити и Деррик.
— Хорошо, пойдемте в дом и выпьем охлажденного чаю. Сколько можно стоять в холле? — опомнилась Дена.
Кэссиди с отвращением закрыла за собой дверь. Свидание с Бобби Алонзо? Подготовленное его матушкой? Действительно, это шанс, который нельзя пропустить. Она сбросила туфли и включила радио. Старая песня ансамбля «Роллинг Стоунз» прорывалась сквозь голос диктора. Кэссиди, закрыв глаза, слушала жалобу Мика Джеггера о том, что он рисует что-то черное. Она понимала его состояние.
В дверь постучали. Занавески на окнах всколыхнулись, и, обернувшись, она увидела Деррика, стоявшего в дверном проеме.
— Можно войти? — прошептал он. Вид у него несчастный и измученный, словно он потерял двадцать фунтов и часть своей души.
— Господи, я чувствую себя ужасно, — произнес он, и слезы заблестели в его воспаленных глазах. — Энджи не заслуживала такой участи.
Кэссиди не ответила, боясь, что голос откажет ей.
— Я любил ее, знаешь ли. Она доставляла много беспокойства, но я ее любил.
— Да, я знаю. Я тоже.
— Я хотел извиниться перед тобой за тот вечер, с ружьем. Я очень тебя напугал?
— Я беспокоилась не за себя.
Он подошел к туалетному столику, где заметил ее фотографию верхом на Реммингтоне. Взяв снимок, он нахмурился, затем взглянул в зеркало и встретился взглядом с Кэссиди.
— Папе не надо было брать на работу этого Маккензи. — Деррик злобно поджал губы при упоминании о Бриге. — Если бы он не принял его на работу, ничего бы не случилось.
— Кто мог знать заранее…
Он внезапно сжал кулаки, смяв фотографию.
— Я не могу поверить, что ее нет в живых! — Он поднял взгляд к потолку, словно ища ответа.
— Я тоже.
Он прерывисто вздохнул, пронзив Кэссиди взглядом своих водянистых глаз.
— Я убью его, честное слово, убью. Если этот подонок когда-нибудь вновь объявится в нашем округе, клянусь, что задушу его голыми руками.