Прошел час, прежде чем Майкл Джиллеспи остановился у ее стола и поглядел на копию доклада.
— Сожалею о том, что случилось с вашим мужем, — сказал он, причем его глаза за толстыми стеклами очков и впрямь выглядели сочувствующими. От этого крупного мужчины с намечающимся брюшком пахло дорогими сигарами и кофе.
— Похоже, с ним все будет в порядке. Потребуется лишь время…
— Скверная история, однако.
Раньше у нее никогда не было разногласий с Майком, но лишь потому, что они играли как бы в одной команде. Сейчас же, после пожара, они оказались на противоположных сторонах — по крайней мере так казалось Кэссиди.
— Если вам нужно больше свободного времени…— Он оборвал фразу, предоставляя ей возможность дать ответ еще до того, как закончит свою мысль.
— Быть может, мне придется чаще работать дома, когда мужа выпишут из больницы. Я буду все передавать в редакцию по факсу.
Он поднял руку и стал подвертывать обшлаг рубашки.
— Дайте мне тогда знать. Мы с готовностью пойдем вам навстречу.
— Спасибо, — ответила Кэссиди, чувствуя, как засосало у нее под ложечкой от мысли, что она чем-то становится обязанной ему. Вот оно, приближается, предостерегал ее разум, не позволяй ему провести себя.
— Билл, кстати, работает над статьей о пожаре…— Билл Ласло был одним из лучших репортеров в газете. Она молчала, выжидая, пока Майк выскажется до конца.— Он, возможно, пожелает задать вам несколько вопросов, поскольку эта лесопилка принадлежит вашему отцу, а ваш муж и брат управляют ею…
— И мой муж чуть не погиб!
Лицо его вдруг стало непроницаемым.
— Но это же событие, Кэссиди. Крупное событие для здешних мест. Нам нужно его осветить! Вы же не ожидали, что наша газета проигнорирует его, не так ли?
— Конечно нет. Я просто не хочу служить первоисточником информации о моей семье. Это явилось бы бестактностью по отношению к близким мне людям, вам не кажется? Так что, пожалуйста, скажите Биллу, что я знаю не больше, чем известно ему. Полиция не докладывает мне о том, как продвигается расследование.
Майк немного помолчал, поджав нижнюю, губу.
— Я слышал, что они подозревают даже вас…
Кэссиди взглянула на него так, словно у него были рога и копыта.
— Это в полиции сказали вам такую вещь?
— Нет, но вас вызывали для дачи показаний.
— Потому что один из пострадавших — мой муж. Только и всего! — почти прокричала она, сразу приходя в ярость. Что хочет вытянуть из нее Майк? — Они опрашивали массу людей!
— Все разговоры в Просперити сводятся к тому, что лесопилка в последнее время приносила сплошные убытки, зато была застрахована на колоссальную сумму…
Она бы не додумалась до такого.
— Значит, действительно ходят такие слухи? И они вас интересуют? Кто бы мог подумать? Я полагала, что наша газета публикует только проверенные факты.
— Мы надеялись получить их от вас.
— У меня их нет!
— А кем, по-вашему, может являться этот неизвестный?
Сердце ее почти остановилось, и она попыталась удержаться от рыданий.
— Я знаю лишь то, что он лежит в реанимационной палате в критическом состоянии.
— Вы думаете, что он поджигатель?
Я думаю, что он может оказаться братом моего мужа — парнем, которому я подарила свое сердце и свою девственность, едва не прокричала она в ответ.
— Я ничего не знаю о нем, — сказала она вслух, недоуменно пожав плечами.
— Но если вдруг узнаете, мне первому станет об этом известно, договорились? — Брови Майка приподнялись за стеклами очков.
— Обещаю. Я сразу же составлю информационное сообщение и принесу вам на подпись.— В ее голосе слышался нескрываемый сарказм.
— Забавно, Кэссиди,— произнес он не менее саркастически, постукивая пальцами по ее столу. — Очень забавно.
— Чейз… Ты слышишь меня?— Кэссиди сидела на стуле рядом с кроватью мужа в больничной палате. Она приходила сюда каждый день. Она была уверена, что он слышит ее, просто не хочет говорить. Тем более что медсестра сообщила, что хотя он и не произнес пока ни единого слова, но все-таки отозвался на ее просьбу попить немного бульона через соломинку. Он был все так же обмотан бинтами и лишь один раз повернул к ней свой поврежденный, налитый кровью глаз. От болеутоляющих лекарств Чейз, конечно, мог находиться в состоянии полузабытья, но Кэссиди подозревала, что сейчас он проявлял свое обычное упрямство. Чейз всегда вел себя так, когда они ссорились.
Кэссиди не раз задавалась вопросом, любила ли она его когда-нибудь. Конечно, когда после пожара, унесшего жизнь Энджи, она посетила Санни Маккензи, у нее не было ни малейшего намерения связывать свою судьбу с братом Брига. Слова Санни, что Кэссиди выйдет замуж за Чейза, преследовали ее на всем обратном пути домой, но она отталкивала эту вздорную мысль. В конце концов, она любила Брига, а не его старшего и разумного брата.
В последующие несколько лет она и Чейз виделись лишь мельком. Он поступил в высшую школу права в Салеме, она заканчивала среднюю школу в Просперити. Кэссиди непрерывно думала о Бриге, тщетно пытаясь вычеркнуть его из памяти, и почти совсем не появлялась на людях.
Ее угнетенное состояние беспокоило мать, но отец едва ли заметил какую-нибудь перемену в своей второй дочери.
После трагической гибели Энджи, казалось, какая-то часть души Рекса последовала за ней. Вкус к жизни был им полностью утрачен. Посещения кладбища стали более частыми, и он надолго запирался в своем кабинете, потягивая бренди и бессмысленно,глядя на огонь в камине. Кэссиди была уверена, что, если бы она заболела и умерла, Рекс и не заметил бы этого.
Ее коня, Реммингтона, так и не нашли. О Бриге ничего не было известно. И Кэссиди восприняла свой отъезд в колледж как избавление от Просперити и связанных с ним воспоминаний, надеясь, что призраки прошлого наконец-то перестанут преследовать ее. Она больше не интересовалась лошадьми, и ковбойские сапоги оказались заброшенными в самый дальний угол чулана. Она настойчиво изучала журналистику, обрела нескольких друзей и наконец, после завершения учебы, стала работать на небольшой телевизионной студии в Денвере. Из Денвера перебралась в Сан-Франциско, затем в Сиэтл, где зарекомендовала себя приличным репортером. Чейз же стал юристом. Однажды он увидел ее в передаче теленовостей, позвонил и попросил о встрече.
Кэссиди согласилась встретиться с Чейзом только для того, чтобы хоть что-то разузнать о Бриге. Он пригласил ее в ирландский бар в Пайонир-плейс. Они оживленно болтали, даже смеялись, и улыбка Чейза, более мягкая, чем у Брига, но не менее притягательная, запала ей в душу. Это оказалось началом. Отношения развивались медленно, никто из них не хотел связывать себя обязательствами, но все же по прошествии нескольких месяцев она наконец примирилась с тем фактом, что ее полудетская любовь к Бригу навсегда осталась в прошлом.
В первое время Чейз был очень нежен и предупредителен, помогая ей забыть человека, потерянного навсегда. За этот такт она была ему глубоко благодарна…
Кэссиди откашлялась и вновь сделала попытку поговорить с молчаливо лежащим на больничной койке человеком. Она должна, должна помочь ему снова подняться на ноги! Она же как-никак его жена. Потянувшись к пальцам его неповрежденной руки, она нежно погладила их и прошептала:
— Чейз? Слышишь ли ты меня? Я сейчас думала…
Он не проявил ни малейших признаков того, что услышал ее. Кэссиди не винила его за молчание. В ночь пожара между ними произошла ужасная ссора, худшая из всех, что случались раньше. Она что-то кричала о необходимости развода. В тот момент это казалось ей единственным выходом, но теперь… О Боже, как же они докатились до такого?..
— Я пришла сюда ради тебя, Чейз,— взволнованно произнесла она, прикусив нижнюю губу и робко поглядывая на его обезображенное лицо. — Обещаю, мы все наладим.