Кэссиди вздохнула. Она еще не была готова встретиться лицом к лицу с матерью. Пока не готова.
Деррик нахмурился.
— Извини, но я хочу надеяться, что ты липнешь к Чейзу не только потому, что он твой муж.
— Надейся!
— Он не заслуживает тебя, Кэссиди.
— Думаю, я сама разберусь в своих отношениях с ним.
— Знаешь, несчастье, произошедшее с Чейзом, накладывает на меня своего рода обязательства…
— Накладывает на тебя обязательства? — повторила она недоуменно. — То, что Чейз лежит в больнице, обожженный и переломанный,— это на тебя накладывает обязательства?
— Конечно, накладывает. Мне придется нанимать нового управляющего, сама говоришь, Чейз в течение года не сможет…
— Я бы не стала так уж спешить занимать место Чейза! — перебила его Кэссиди.
Деррик глубоко затянулся сигаретой.
— Этот человек— инвалид, Кэсс. Он не может говорить, не может ходить и, насколько мне известно, слегка… тронулся.
Она не могла не рассмеяться, но в смехе ее звучала горечь.
— Тебе хочется так думать. Придется тебя огорчить: он в здравом рассудке и разговаривает, как мы с тобой. Начнет ходить раньше, чем ты думаешь.
— Но посуди сама, Кэсс. Даже если он поправится, это случится не раньше, чем через год. Мы же не можем на этот срок полностью остановить производство. Черт возьми, при том количестве акций, которыми он владеет, вы оба могли быть обеспечены на всю жизнь.
— Ты забываешь еще и про мои акции! — усмехнулась она, прекрасно зная, что Деррику всегда была ненавистна мысль, что она является совладелицей компании «Бьюкенен энтерп-райзис». Он всякий раз бесился, когда ему напоминали, что он не единственный наследник состояния их отца.
— Я готов выкупить их.
— Еще чего! — Кэссиди повернула ключ зажигания и нажала на газ. Ее трясло от возмущения. Какая наглость! Она не позволит Деррику провести себя. Его замысел сместить Чейза и перекупить ее акции попахивал очень дурно и походил на откровенное желание нажиться на пожаре. Она взглянула в зеркало заднего вида и испугалась той решимости, которая горела в глазах Деррика. Ты проиграешь, прочла она в золотистых глазах брата, провожавших взглядом ее машину. Определенно проиграешь.
— Мы жутко волновались.— Голос Дены эхом разнесся по просторному холлу. Она раскрыла стеклянные двери и протянула к дочери руки. — Мы прилетели с первым же рейсом, на какой смогли попасть. О, дорогая, дай мне взглянуть на тебя. — Удерживая дочь на расстоянии вытянутой руки, она с тревогой смотрела на нее. — Ну что, как Чейз?
— Надеюсь, с ним будет все в порядке. Сейчас он выглядит… неважно, но врачи настроены оптимистически.
— Кэссиди!— Рекс тяжелой походкой вошел в холл и изобразил на лице нечто похожее на улыбку. — Рад видеть тебя.
— И я тебя тоже, папа. — Это действительно было так. Она страшилась встречи с родителями, но теперь, когда они приехали, была рада, что они вернулись. Он взял ее за руку.
— Ну как ты, держишься?
— Да, все нормально, папа.
— Хочешь немного выпить?
Кэссиди отрицательно покачала головой. Нервы ее были напряжены до предела, но она нуждалась в ясной голове.
— Я и так чувствую себя прекрасно.
— Ну, а пожалуй немного выпью. Дена укоризненно посмотрела на него:
— Рекс, мне кажется, тебе не следует…
Рекс не расслышал слов жены, а если и расслышал, то предпочел не обращать внимания на ее совет и целеустремленно направился к буфету.
— Алкоголь губит его,— удрученно поведала Дена, когда они вдвоем прошли в кухню. — Эти ужасные воспоминания… — Рука ее, лежащая на плече дочери, дрогнула…— А теперь вот опять…— Лицо ее как-то сразу сморщилось и постарело.— Я полагала, что все плохое осталось в прошлом, и вдруг снова этот ужас… Ты знаешь, Рекс настоял, чтобы мы прямо из аэропорта поехали на кладбище. Он даже не дал мне возможности заехать домой, переодеться и разобрать чемоданы. Он заставил Деррика подъехать к воротам кладбища и провел около двадцати минут в молитвах на могилах Лукреции и Энджи, представляешь?— Подбородок ее задрожал, и она опустилась на один из кухонных стульев возле окна. Бедная Дена так и не смогла смириться с тем, что ее муж до сих пор любил свою первую жену. — Он, знаешь ли, никогда не забывал ее,— печально произнесла она, подняв глаза на дочь.
— Энджи?
— Лукрецию.— Дена достала сигарету из пачки, лежащей на столе.— И Энджи тоже. Они ведь были так похожи друг на друга. Он… Впрочем, ты сама знаешь, что он просто боготворил ее.— Дена вздрогнула, казалось, еще немного — и она упадет со стула. — Он всегда относился к ней, как к какой-то принцессе. Иногда я задавалась вопросом, что если бы…— Она запнулась, а затем отрицательно покачала головой, сама испугавшись того, что хотела сказать.
— О чем ты хотела сказать?— испуганно спросила Кэссиди, почувствовав, что страшный шип вонзился ей в сердце.
— Нет-нет, это я о своем… — быстро промолвила Дена, принуждая себя улыбнуться. Поднеся золотую зажигалку к концу сигареты, она продолжила: — Я думала, что со временем он забудет Лукрецию, но… но гибель Энджи только все усугубила…
Взгляды матери и дочери встретились, и Кэссиди почувствовала жалость к Дене, лицо которой исказилось от всплеска той душевной муки, что, видимо, терзала ее постоянно.
— Иногда я удивляюсь, почему я вышла за него замуж?..
— У твоей матери был сегодня тяжелый день,— раздался голос Рекса с порога кухни.— Тебе надо прилечь, ты устала, Дена.— Плечи Дены напряглись. Держа в руках стакан с бренди, Рекс грустно улыбнулся. — У твоей матери появились странные приступы…
— Не выдумывай!
— Она стала путать воображаемое с реальностью.
— О, ради Бога, Рекс, не пугай Кэссиди. Она все равно не поверит тебе. Она умная девочка и сама помнит все, что было. Как ты относился к ней!
— Прекратите! — крикнула Кэссиди. — Что с вами происходит?— Затем, желая успокоить обоих, она подняла вверх руки. — Давайте разберемся, хорошо? Мы с Энджи были очень разными. Папа и относился к нам по-разному, и меня это вполне устраивало, я говорю чистую правду. — Рекс потупил взор, буравя глазами кафельный пол.— Папа, правда, я никогда не хотела, чтобы ты относился ко мне так же, как к Энджи! Я даже боялась, что после… после того, как… ее не стало, ты вдруг… изменишься и станешь смотреть на меня, как на нее. Когда этого не произошло, я почувствовала облегчение.
— Он был несправедлив к тебе! — вставила Дена.— Он любил тебя гораздо меньше, чем ее…
— Он любил и любит меня, мама, я это знаю. И он это знает. Я не Энджи, и спасибо за это Господу Богу!
— Ты покинула дом после гибели Энджи только из-за того, что чувствовала себя ненужной ему, — выдвинула новое обвинение Дена.
— Я уехала потому, что пришло время уезжать, потому что я выросла и хотела стать самостоятельной. Чтобы избавиться от… этих ссор. Но давайте хоть теперь оставим все обиды и разногласия позади.
— Дене не понравилось, что я прямо с самолета решил заехать на кладбище.— Рекс сделал глоток бренди.— Она совершенно не хочет считаться с моими чувствами.
— А мне не нравится, что ты не считаешься с моими чувствами! Постоянно хнычешь о своей первой жене и погибшей дочери. Это длится слишком долго! А теперь, после пожара на лесопилке, ты пережевываешь все заново. Ты всегда оплакивал Лукрецию, затем оплакивал Энджи, и я старалась понять тебя, старалась проявлять такт, чуткость. Но сколько можно! Я устала, Рекс! — Она часто заморгала и резким движением затушил сигарету.
— Вся проблема в том, что ты слишком ревнива.
— Да, ты прав, я ревнива. Меня никогда не ценили, всегда считали лишь бледной тенью Лукреции. Я мирилась с этим, надеясь, что в конце концов ты забудешь ее, но ты не забыл, а я устала притворяться, что мне не причиняет боль каждый твой взгляд на ее портрет, что я не замечаю твое полное безразличие к младшей дочери! Ну конечно, когда рядом была Энджи, для тебя больше никого не существовало!