— Почему?
Он хмуро, исподлобья посмотрел на нее. —- Ты ведь все еще пытаешься разыскать Брига, не так ли?
Она устало покачала головой.
— Да нет, просто…
— Неужели? — В его голосе звучали металлические нотки.
— Я просто хочу знать правду.
— Вот как?— Он вскинул брови в притворном изумлении.— А что если выяснится, что Болдуин и впрямь Бриг и что он мертв? Что тогда?
— По крайней мере я буду знать…
- Ты безнадежна! — Кэссиди показалось, что за нарочитой грубостью скрывается растерянность — только ли показалось? — Хватаешься за соломинку.
— Знаешь, этого Болдуина нашли на пожаре с медальоном святого Христофора, зажатом в кулаке.
— Ну и что?
— А то, что в ту ночь, когда Бриг исчез, я дала ему точно такой же. — Голос ее дрожал, сердце готово было выскочить из груди: до сих пор она не смела открыться ни единой живой душе. И вот сейчас решилась. Чейз подозревал, что она лишилась девственности не без помощи его брата, но никогда не спрашивал прямо, и оба избегали касаться этой темы. Между ними существовало молчаливое соглашение— не рассказывать друг другу о романтических увлечениях того времени, когда они еще не были женаты. Это считалось табу — запретной темой. — В ту ночь я была с ним, Чейз! Он вернулся с пожара, но поклялся, что он здесь ни при чем. Я поверила ему, уговорила взять Реммингтона и подарила на память медальон с цепочкой… Я помогла ему бежать, Чейз!
— Черт… — Доковыляв до бара, он достал с полки бутылку.— Я не хочу ничего знать об этом.
— Мне казалось, я любила его.
Он усмехнулся и налил себе стакан виски.
— Интересная получается история. Должно быть, и он любил тебя.
— Не думаю.
— Не думаешь? А что же ты тогда все эти годы так носишься со своими воспоминаниями? Странная ты женщина, Кэссиди. Чертовски странная.
Он сделал глоток и рукавом вытер губы. Как ни пытался, Чейз не мог скрыть того страдания, которое доставили ему ее откровения.
— Послушай, я понимаю, что допустила ошибку, нарушив неписаное правило, запрещающее говорить о том, что у нас было до брака. Но…
— Ты спала с ним,— как-то отрешенно, казалось, без всякого осуждения проронил он.
— Да.— Она перехватила его искаженный болью взгляд, отразившийся в зеркале над баром. — Ты же догадывался.
— Только уволь меня от гнусных подробностей, ладно?
— Послушай. — Она встала и направилась к нему. — Лицо его точно окаменело. — Этому пора положить конец. Я допускаю, что Уилсон действует из самых лучших побуждений, но совершенно не уверена, что он сможет до конца разобраться в этом деле.— Она взяла стакан у него из рук и поднесла к губам. Виски обожгло горло и горячим током разлилось по телу. — Ради нас двоих я хочу, чтобы это наконец осталось в прошлом.
По лицу его пробежала тень.
— Ради нас?
— Что, не веришь?
Он устремил на нее долгий недоуменный взгляд, словно не видел долгие годы. Затем поднял руку и ладонью осторожно коснулся ее лица. Деликатно, нежно. Она почувствовала, как дрожат у него пальцы, и Щекой прижалась к ладони.
— Многие носят при себе какие-нибудь религиозные безделушки — цепочки, крестики, образки… — не слишком убежденно произнес он.
— Я знаю…
Большим пальцем он поглаживал ее по щеке.
— Нельзя же строить догадки на каком-то медальоне.
— Да я и не строю…
Ладонь скользнула ниже и замерла на шее. Он буквально пожирал ее глазами. Взгляд его остановился на ее губах, и Кэссиди затрепетала в ожидании поцелуя. Она уже не помнила, когда в последний раз он смотрел на нее с таким желанием. Последний эпизод у бассейна не в счет.
Чувствуя комок в горле, она прошептала:
— Мы могли бы во всем разобраться…
— Зачем это тебе?
— Потому что… я… люблю тебя.— Она осеклась, поймав на себе его холодный взгляд.
— Ничего уже не изменить, Кэссиди. Я не верю… Не верю тебе. А, черт! — Внезапно Чейз выхватил стакан у нее из рук, залпом осушил его и с яростью швырнул в раковину. Фарфоровый смеситель стоимостью несколько тысяч долларов разлетелся вдребезги, но Чейз и бровью не повел.
— Через две недели снимут гипс, — зачем-то произнес он, отстраняясь от нее и не обращая внимания на то, что натворил.
Решив, что должна что-то предпринять, Кэссиди взяла его за руку.
— Чейз…
— Не надо, Кэссиди, — ответил он, отдергивая руку; в голосе его не было злости — только боль.
Она обиженно поджала губы. - Сколько ты еще собираешься затыкать мне рот?
— Не копайся в прошлом, Кэссиди,— ответил он, ковыляя к двери.— Для нас обоих будет лучше, если мы вообще забудем о нем.
Деррик плечом открыл стеклянную дверь и оказался в холле офиса «Бьюкенен энтерп-райзис». Вот она, Его империя. Он никогда не забывал, что он наследник. Неважно, что у Рекса Бьюкенена есть еще дочь. Полновластным хозяином компании должен стать сын.
Деррик старался не принимать во внимание набиравшего силу Чейза Маккензи, хотя этого выскочку с дипломом юриста уважал сам старик Бьюкенен. Впрочем, может, ему и повезло в том смысле, что кроме этого типа Другой родни не предвиделось и больше не от кого было ожидать подвоха. Вот если бы Энджи была жива — тогда другое дело.
Энджи.
Мысли о ней всегда вызывали в его душе смутную тревогу. К счастью, в последние годы он все реже вспоминал о ней. Какой толк жить прошлым! Сейчас его интересовало настоящее, в котором ему по праву первородства должна достаться компания отца.
Здание, в котором размещалась главная контора компании, было по-своему уникальным. Конечно, оно не могло тягаться с нью-йоркскими небоскребами, однако вполне отвечало своему назначению. Построенное в конце шестидесятых, внешне оно было ничем не примечательно: четыре этажа бетона, стали и стекла, в котором отражалось солнце позднего лета. Зато внутреннее убранство поражало роскошью: кожаная мягкая мебель; столы с мраморными столешницами; высаженные в специальных кадках и достигавшие в высоту уровня второго этажа тропические деревья, растущие под естественным светом, проникавшим сквозь стеклянный потолок; выложенные полированными плитами полы; матовый блеск медной фурнитуры.
Войдя в лифт. Деррик закурил, не обращая внимания на таблички, призывающие воздержаться от курения, и поднялся на четвертый этаж, который занимало высшее руководство компании. В одном крыле располагался офис Рекса, в противоположном — его собственный.
Став первым вице-президентом, Деррик получил право на те же привилегии и те же атрибуты власти, которые окружали самого Рекса Бьюкенена. Апартаменты Деррика теперь в точности воспроизводили апартаменты его отца: приемная, кабинет, ванная, гардеробная и спальня. На том же этаже по одну сторону от лифтов находился зал совета директоров, а по другую — офис Чейза. Не считая его самого, Чейз являлся единственным служащим компании, удостоенным чести иметь офис на четвертом этаже, и сие обстоятельство не переставало действовать Деррику на нервы. Чейз был для него как бельмо на глазу. Какая все-таки жалость, что пламя пожара пощадило его!..
Выйдя из лифта, Деррик сунул недокурен-ную сигарету в пепельницу с песком и направился было к себе, как вдруг его окликнули:
— Деррик! — Он ненавидел этот протяжный, с хрипотцой голос. — Я как раз подумал, что сегодня наконец увижу тебя на работе.
Уловив в словах Чейза издевку, Деррик едва сдержался, чтобы не чертыхнуться. Он ненавидел все связанное с семейством Маккен-зи. В его глазах все они были жалкими ублюдками, как бы их там не величали — Санни, Бадди, Бриг или Чейз, — неважно. При одной мысли, что угораздило же породниться с такой швалью, внутри у него все переворачивалось.
Проклиная про себя этого выскочку, сподобившегося стать его зятем, Деррик зашел в кабинет Чейза. Огромный стол, на нем— аккуратно сложенные папки с документами; на стене — забранные в рамки дипломы и свидетельство о присвоении научной степени в области юриспруденции; у другой стены — высокий, под потолок, книжный шкаф, заполненный фолиантами в кожаных переплетах. Широкое окно, комнатные растения с широкими листьями; на краю стола цветная фотография Кэссиди верхом на лошади.