Выбрать главу

— Да ладно тебе выпендриваться, — Надя посмотрела на нее с усмешкой, — представь, сколько еще зачетов впереди будет. И что, к каждому ты будешь по три дня как ненормальная готовиться? Да ты сдохнешь через год. Или получишь диплом и будешь серой уставшей мышкой. Я так не хочу. Я, конечно, учу, но не настолько!

— Как же еще учиться? Учить и сдавать. Интегралы и уравнения сдала, да и ты сдашь. Куда мы денемся.

— Как? Губки поярче, юбочку покороче! — парировала Надя.

— Да хоть вообще без юбки приходи, мне-то какое дело? — Ксения подключила свое чувство юмора, потому что понимала, что атмосфера накаляется: Надя была явно сильно расстроена тем, что не сдала зачет. И более того, завидовала Ксении, его сдавшей.

— Нет, что-то тут не то! — констатировала Надя, щелкнув пальцами и зачем-то потормошив свои волосы. — Ты не могла выучить за три вечера эти гребаные интегралы! Ты, наверное, знала или предчувствовала, какие примерно уравнения тебе попадутся. Формулы для них и запоминала! Точно!

— Отстань от меня со своей ерундой! Что я могла знать? Все, мне пора. До вечера! — Ксения, нахмурившись, еще раз посмотрела на Надю, которая продолжала демонстрировать свою нервозность и возмущение, махнула ей рукой и пошла по коридору подальше от аудитории, где продолжался зачет.

«Ну и что, что Михельсон не сдал? Какая связь между мной и Михельсоном? Каждый сам отвечает за свои поступки, — возмущалась Ксения, спускаясь по скользкой мраморной лестнице в институте. — Может, Михельсон сам не хотел сдавать, сам понимал, что плохо учил. Или чувствует себя плохо. Да и какая разница, сдал кто-то или не сдал. Конечно, Надя с такого загула и с головной болью ничего сдать с первого раза не может. Но мне до этого, какое дело? Правильно, никакого».

На улице уже темнело. Поздней осенью трудно отличить день от вечера и вечер от ночи. Правда в городе, где прожила Ксения семнадцать лет своей жизни, темнело еще раньше, и к сумраку все привыкали с детства, оттого особенно ценили теплые летние дни с ранними рассветами и поздними закатами. Ксения снова вспомнила о бабушке, но погружаться в раздумья и воспоминания ей не хотелось. Она дошла пешком до небольшого парка, спрятанного у одной из самых оживленных улиц — несколько деревьев и массивная чугунная ограда будто бы скрадывали шум и любопытные взгляды прохожих.

Пошел дождь. Ксения опомнилась и взглянула на часы.

— Половина десятого, ну я и загуляла! — пожурила она сама себя, выходя за ограду сквера и снова погружаясь в городскую суету.

В троллейбусе были свободные места, но Ксении сидеть не хотелось. Она встала на задней площадке и почти прислонилась к стеклу, по которому с наружной стороны, словно слезы, стекали ледяные капли дождя. От дыхания стекло почти сразу запотело. Ксения с трудом пыталась разглядеть мелькавшие за окном пейзажи.

Перед очередной остановкой троллейбус подпрыгнул на какой-то неровности. Все пассажиры охнули, а Ксения чуть не упала, едва успев ухватиться за перила. Секундное замешательство — и она снова была спокойна и вглядывалась в унылые мокрые тротуары за стеклом. Но, потупив взгляд, она вдруг взглянула на само запотевшее окно троллейбуса и в недоумении нахмурилась. На запотевшем стекле было аккуратно нарисовано то, что нарисовано быть никак не могло. Впрочем, на стекле не могло быть нарисовано вообще ничего, так как Ксения стояла у стекла уже шесть или семь остановок кряду, и сама она этого сделать не могла. Тем более такого.

На запотевшем стекле троллейбуса ровно там, где стояла Ксения, было нарисовано аккуратное сердечко. Рисунок был совсем свежим, иначе Ксения его бы и не заметила — из-за высокой влажности стекло покрывалось испариной почти моментально.

Ксения огляделась: рядом сидели две пожилых женщины с сумками, впереди — несколько парочек, которые никак не могли быть к этому причастны. На последней остановки из последней двери троллейбуса, рядом с которой она стояла, вышли несколько человек, но они тоже вряд ли смогли бы протянуть руки прямо под носом Ксении и нарисовать что-то на стекле. Оставались мужчина и парень. Мужчина держал в одной руке большой пакет, другой сжимал газету, которую при тусклом свете троллейбусной лампы пытался читать. Оставался парень, но он даже не смотрел в сторону Ксении. Она же принялась его разглядывать. Красная с синим куртка, за спиной рюкзак, наушники — он крутил в руках плеер и пытался отыскать среди всех загруженных в него файлов какой-то один. Наконец, он нашел его, и на его лице появилась довольная улыбка. Видимо, почувствовав на себе пристальный взгляд, он повернул голову и подмигнул Ксении. Она же демонстративно отвернулась и снова посмотрела на стекло: сердечка уже не было, оно исчезло, утонуло в продолжавшей конденсироваться на стекле влаге.