— Обед! — задумчиво повторил Найджел. — Обед… О чем-то я хотел тебя спросить? О чем же?.. Ах да, вспомнил! Ты мне хотел рассказать что-то об О'Брайене. В первый день Рождества он сказал или сделал что-то. Ты только успел сказать: «Кстати, ты заметил, как О'Брайен…» А потом наш разговор прервался в связи с нападением на Беллами.
Филипп Старлинг задумался, но наконец все же вспомнил:
— Помнишь, как он процитировал стихотворение, вернее, стихотворные строки? А потом сказал, что это слова Уэбстера! Но на самом деле эти строки не из драмы Уэбстера! На самом деле эти строки из драмы Тёрнера. Я только позднее обратил на это внимание. Мне это показалось странным, ведь он, судя по всему, достаточно хорошо знал литературу.
Найджел был разочарован. Он ожидал более важных разоблачений. Через час он вошел в маленький кабинет, где Джорджия Кавендиш писала письма. На ней были ярко-красная юбка и кожаная куртка. На плече, как обычно, сидел попугай.
— Может быть, прогуляемся немного? — предложил Найджел. — Мне хотелось бы поговорить с вами.
Попугай злобно посмотрел на него и прокричал:
— Мешок с дерьмом!
Джорджия рассмеялась.
— Вынуждена просить у вас извинения за Нестора. Но он долго вращался среди моряков… Да, я пойду с вами. Только вот допишу письмо и отнесу Нестора в клетку. Он не любит дождя.
Когда Джорджия через несколько минут спустилась вниз, на ней уже было непромокаемое пальто. Но шляпы она не надела.
— Вы не боитесь, что ваша голова намокнет? — спросил Стрэйнджуэйз, натягивая свою фетровую шляпу.
— Мне нравится, когда у меня мокрые волосы. К тому же дождик мелкий.
— Я вытащил вас из дому, — чистосердечно признался Найджел, — потому что хотел расспросить кое о чем.
Джорджия Кавендиш ничего не ответила. А о том, что она сжала в кулаки руки, спрятанные в карманы пальто, Найджел догадаться не мог. Тем не менее долгое молчание стало тяготить его, и он, глубоко вздохнув, произнес:
— Я хотел попросить вас рассказать мне все, что вы знаете об О'Брайене.
— Вы спрашиваете меня об этом как официальное лицо? — после короткого раздумья спросила Джорджия.
— Здесь я не являюсь официальным представителем полиции. Но я обязан рассказать ей обо всем, что услышу и что может помочь распутать это дело.
— По крайней мере, вы честны, — сказала она, опуская глаза.
— Я набросал различные варианты, — продолжал между тем Найджел, — и из них следует, что на вас падают самые большие подозрения в совершении обоих преступлений. Но в действительности я убежден, что вы невиновны.
Он умолк, удивившись, что у него так сильно забилось сердце.
Джорджия остановилась и безотчетно начала шевелить ногой мокрую опавшую листву. Наконец она подняла глаза и, едва заметно улыбнувшись, сказала:
— Хорошо. Я вам все скажу. Что вы хотите узнать?
— Прежде всего, как вы познакомились с О'Брайеном и что произошло дальше. А также все, что он вам когда-либо рассказывал о людях, которые сейчас находятся здесь. Если бы это не было так важно, я не стал бы спрашивать. Возможно, и для вас будет лучше, если вы наконец откроете то, что лежит у вас на душе, — добавил он с неожиданной теплотой.
— Это началось в прошлом году. Мы организовали экспедицию в Ливийскую пустыню. Кроме меня в ней участвовали лейтенант Галтон и мой родственник Генри Льюс. Для Генри это была первая экспедиция. Он был очень впечатлительный юноша, но приятный и покладистый. Мы хотели отыскать исчезнувший оазис Церцура. До этого уже неоднократно совершались подобные попытки, да и впредь они, конечно, тоже будут. Ведь оазис до сих пор не найден и, подобно легендарной Атлантиде, приковывает к себе внимание исследователей. В нашем распоряжении были две машины, пригодные для передвижения по пустыне. Кроме того, у нас были запасы продовольствия на два месяца, достаточное количество питьевой воды и горючего, поэтому экспедиция была больше похожа на увеселительную прогулку — так, во всяком случае, мы думали вначале. Не буду вас утомлять географическими подробностями — пустыни в этих краях похожи друг на друга, как близнецы. Кругом песок и солнце. И ничего больше. Разве что изредка попадется какой-нибудь оазис. И так — пока не доберешься к югу от Вади-Хавы. Вскоре наша так называемая увеселительная прогулка превратилась в страшное испытание: мы попали в песчаную бурю. Вообще-то эти бури не представляют особой опасности, но тем не менее сильно действуют человеку на нервы. Генри был очень напуган и даже стал заговариваться. Нам не надо было брать его с собой. Это была моя ошибка. Наконец он не выдержал. Когда мы с лейтенантом занялись вычислениями, Генри завел машину и ударился в бегство. Он хотел уехать домой. Галтон успел догнать его и вскочил на ступеньку машины. Но Генри, выхватив пистолет, выстрелил ему в живот. Потом он разразился каким-то сумасшедшим смехом и начал стрелять по канистрам с бензином и питьевой водой, стоявшим в машине. Ему удалось повредить пять из них. Я вынуждена была пристрелить Генри — другого выхода не было. Ему еще повезло — я поразила его в самое сердце, а Галтон промучился еще три дня, — тихо добавила Джорджия.