— Может быть, кто-нибудь слышал какие-нибудь необычные звуки из его комнаты? — спросил Найджел. — Ведь он не мог упасть бесшумно!
— Я не слышал, — ответил Кавендиш. — Но после чая я оставался в столовой, а она находится в стороне от его комнаты.
Последовала небольшая пауза. Потом, казалось, Джорджия что-то вспомнила:
— Мы слышали какой-то шум, словно что-то упало. Кажется, это было около половины шестого, не так ли, Люсилла?
— Не помню, — равнодушно ответила та.
— После чая я около часа проработал в своей комнате, — заметил Старлинг. — Моя комната находится рядом с его. Я слышал, как он поднялся наверх. Мне кажется, было минут десять шестого, но больше я ничего не слышал. Правда, я довольно сильно углубился в эту идиотскую статью о греческом аористе и потому мог просто не услышать падения.
— В одной комнате — греческий аорист, а в соседней — смерть, — пробормотала Джорджия.
— За грех и Бог наказывает смертью! — внезапно выкрикнула миссис Грант.
Кухарка Нелли, чуть позже вошедшая в комнату, хихикнула и сразу же закрыла рот рукой. Больше Стрэйнджуэйзу выяснить ничего не удалось, а вскоре он увидел в окно въезжающую в ворота полицейскую машину. На верхнем этаже послышались шаги. Найджел был доволен, что его не было там, ибо терпеть не мог происходившую сейчас в комнате Киотт-Сломана процедуру. Прошло какое-то время. Появился Болтер и попросил Найджела выйти — с ним хочет поговорить инспектор. На лестнице Найджел встретил сержанта.
— Скоро все кончится, — сказал тот. — Мы только ждем полицейского из женского отделения.
Доктор Уиллс, молчаливый как всегда, вытирал у рукомойника руки. Инспектор выглядел взволнованным — если вообще человек, подобный ему, может казаться взволнованным. Лица Киотт-Сломана, к счастью, не было видно. Его накрыли простыней.
— Синильная кислота, — сказал инспектор Стрэйнджуэйзу. — Самый быстродействующий из всех яд. Доктор Уиллс говорит, что он проглотил не всю нужную дозу — кое-что пролилось на его костюм. А пена в уголках рта свидетельствует о том, что смерть наступила не мгновенно.
— Я еще не многое могу сказать, — добавил доктор Уиллс. — Сперва мы должны точно установить, какое количество яда он принял и в какой форме. Я полагаю, Блекли, нам придется испрашивать разрешение на вскрытие.
Когда врач уехал, Найджел сообщил те скудные сведения, которые ему удалось собрать. Блаунт уже обыскал три верхние комнаты, и сейчас Блекли начал осматривать остальные. Пока еще ничего не нашли.
— Я почти уверен, что убийца спрятал пузырек или ампулу из-под яда где-то в доме, а может быть, и за его пределами, — сказал Блаунт. — Сержант начнет сейчас обыск комнат на первом этаже. Тот факт, что в комнате Сломана нет этой емкости, доказывает, что это не было самоубийство. Но, с другой стороны, убийце ведь было на руку, чтобы смерть Сломана походила на самоубийство. Зачем же ему тогда прятать то, в чем хранился яд?
— Я все-таки никак не могу понять, как убийце удалось организовать это дело? — спросил Найджел. — Не мог же он просто подойти к Киотт-Сломану и сказать: «Выпейте-ка, дружок, глоточек вот этого снадобья. У него, правда, довольно странный запах, но зато оно очень полезно».
— Разумеется, не мог! Видимо, он налил яд куда-то, откуда Киотт-Сломан рано или поздно выпил бы его. А потом убийца, должно быть, унес сосуд.
— Выходит, он должен был неоднократно навещать Сломана, чтобы проверить, выпил ли он то, что ему предназначалось… Киотт-Сломан, вероятно, был удивлен.
— Возможно, вы найдете более удачное объяснение, — заметил инспектор Блаунт немного раздраженно. Найджел начал сновать по комнате, хватая все, что попадалось под руку.
— Убийца мог, к примеру, войти в комнату Сломана с двумя рюмками и предложить вместе выпить, — сказал он наконец.
— Вот-вот! — раздраженно ответил Блаунт. — И вдобавок прихватил с собой миндальное дерево, чтобы объяснить своеобразный запах напитка!
— Да нет же! — воскликнул Найджел. — Я имею в виду коктейль. Ведь коктейли могут быть самые разные, и запахи у них тоже разные… Черт бы побрал эту скорлупу! Все время трещит под ногами! — Он собрал ее и бросил в корзину для мусора.
— Да, так могло быть! — задумчиво сказал инспектор. — Но два бокала для коктейлей не так-то легко спрятать. Ведь их надо было вымыть и поставить обратно в буфет! А это мог заметить кто-нибудь из персонала. Надо будет расспросить прислугу.
В этот момент вошел сержант и доложил, что прибыла санитарная машина, а также женщина-полицейский. Блаунт отправился с ним вниз, чтобы сообщить всем, что они будут подвергнуты личному досмотру. Санитары вошли в комнату и забрали с собой тело Киотт-Сломана. Найджел остался один. Он закурил сигарету и внезапно почувствовал, что запах миндаля, который к тому времени почти улетучился из комнаты, вдруг снова стал сильнее. Он огляделся, но причины этому обнаружить не смог. Найджел сунул в рот сигарету и сразу почувствовал, как у него запершило в горле. Значит, запах шел от его сигареты и его пальцев! Возможно, кто-то отравил и его сигареты? Нет, это уж слишком!.. Этого не могло быть! Значит, он просто уже дотрагивался до того, на чем остались следы синильной кислоты! Но к чему он прикасался? К трупу наверняка нет…
Черт возьми! Так можно и с ума сойти! Выходит, он держал орудие убийства в руках всего несколько минут тому назад! Он начал сосредоточенно обдумывать, к чему он прикасался, и наконец его взгляд упал на мусорную корзину. Ну конечно же! Они выглядели как грецкие орехи, но пахли горьким миндалем. Стрэйнджуэйз с трудом взял себя в руки. Это было что-то непостижимое. Легче было представить, что Киотт-Сломан стал жертвой вампира или дриады, но никак не грецких орехов. Он осторожно сложил скорлупу грецкого ореха в свой носовой платок, и вскоре загадка была им разрешена. Сперва он обратил внимание на то, что для грецкого ореха скорлупа была довольно тонка, затем подивился тому, что орех раскололся на слишком уж большое число частей. Потом Найджел обратил внимание и на кое-что другое: края некоторых осколков были удивительно гладкими. Когда он посмотрел на них через увеличительное стекло, то заметил на этих краях какой-то темный налет. С большим трудом ему удалось реконструировать одну половинку ореха, и после этого стало ясно, что орех был сначала распилен, а потом вновь склеен. Сделал Найджел и еще одно открытие: кто-то проделал в скорлупе ореха крошечную дырочку, а потом замазал ее оконной замазкой.
Итак, половина проблемы была решена. Убийца распилил орех предположительно для того, чтобы удалить содержимое, а потом изнутри сточил обе половинки, так что в некоторых местах от скорлупы осталась лишь очень тонкая оболочка. Зачем он это сделал? Наверное, для того, чтобы уменьшить вес ореха. Потом убийца аккуратно склеил обе половинки, пробуравил крошечную дырочку, ввел смертельную жидкость и законопатил орех. До этих пор все ясно. Но тут уже возникали дополнительные трудности. Почему убийца был уверен, что Киотт-Сломан возьмет именно этот орех? А если и возьмет, то, раскалывая его, он мог только облить себе руки. Если на его руках не было открытых ран, то синильная кислота вряд ли причинила бы ему большой вред. Пары синильной кислоты тоже опасны, но, разумеется, не смертельны в таких малых количествах… Найджел уже хотел сдаться, как вдруг перед его глазами отчетливо всплыла картина: Киотт-Сломан перед ленчем сидит в кресле и разгрызает орех прямо зубами!.. Вот теперь становилось ясным и все остальное. Найджел вспомнил, что Сломан, хотя и пользовался за обедом щипцами для раскалывания орехов, в менее официальной обстановке разгрызал их прямо зубами. И убийца это знал! Знал он и то, что никто в доме не отважится таким образом расколоть грецкий орех, и поэтому даже если этот орех и попадет в другие руки, то особой опасности ни для кого представлять не будет. Значит, убийца подложил орех в комнату Киотт-Сломана, а все остальное было делом времени. Сломан успеет еще выплюнуть скорлупу ореха изо рта, но на большее у него уже не будет времени.