Джури посмотрел вниз на обнажённую грудь, изгибы и выступы мышц, которые теперь контролировал он, а затем неторопливо подошёл к доспехам и одежде Малачи. Он натянул рубашку через голову и пристегнул дубинку к поясу.
— Они были нежны, хотя он убил многих из них, — тихо сказал он, указывая на дальнюю стену.
В первый раз я заметила огромную кабинку в самом дальнем углу комнаты, где сосредоточились глубокие тени. Очевидно, она предназначалась для особо важных персон. Но теперь тела были свалены в кучу на сиденьях и спрятаны под столом, как человеческий мусор, используемый и выброшенный демонами из ада.
— Я вознагражу их за эту жертву, — сказал Джури.
Он говорил не о людях. Для него они были всего лишь оболочками. Он говорил о своей семье Мазикинов. Он вознаградит их, вернув обратно и позволив им завладеть другими. Убивая всё больше людей. Внезапно понимание пронзило меня насквозь, словно лесной пожар, борьба, которая была прервана горем. Малачи погиб, пытаясь спасти невинных людей. Мазикины воспользовались его самоотверженностью, мужеством, решимостью. Они забрали его доброту и превратили её в слабость. Они использовали его сострадание как оружие против него самого.
— Я убью тебя, — выдохнула я, окидывая взглядом пол, пока не обнаружила свой нож.
Я метнулась к ножу, но Джури оказался на мне раньше, чем я добралась до него, придавив меня к полу. Он схватил меня за волосы и провёл носом по моей щеке.
— Мне нравится твой огонь, Лила. Сомневаюсь, что когда-нибудь смогу заставить себя обратить тебя.
Он заметил замешательство в моих глазах.
— Неужели ты действительно поверила, что мы хотим видеть тебя нашей Королевой? — он засмеялся, глубокие вибрации расходились у меня по спине, пока он крепко обнимал меня — наполовину любовник, наполовину враг. — Нет, не обижайся. Ты была бы идеальным сосудом, но Королева не покинет королевство, пока все её дети не окажутся здесь.
— Тогда зачем всё это? — прошептала я, борясь с яростными, беспомощными слезами, когда он прижался ко мне.
— Ты до сих пор не поняла? К капитану Малачи не было никакой возможности добраться, пока не появилась ты. Его любовь к тебе сделала его беспечным. Для него ты была всем, поэтому он с легкостью поверил, что ты будешь всем и для нас тоже. Чем больше мы угрожали тебе, тем более целеустремлённым он становился, пока не перестал думать о своей собственной безопасности, как и о своей важности. И теперь, когда у нас есть разум Малачи и его тело, Стражи Царства Теней — ничто. Мы сотрём вас с лица земли и сделаем её своей.
Ему потребовалась всего секунда, чтобы перевернуть меня. Он удерживал мои запястья над моей головой в карающем захвате, поудобней устраиваясь на мне сверху. Я дёрнула головой вверх в попытке разбить ему нос, но он схватил меня за волосы и потянул вниз; затем он лизнул рану от укуса, которую оставил на моём горле, посылая волны болезненного жужжащего заряда вдоль моих конечностей.
Конечно, Мазикины не хотели меня. Потому что кем я была рядом с Малачи? Глупой девчонкой, притворяющейся главной. Малачи был Стражем уже семьдесят лет. И все эти годы он был беспощаден, эффективен и смертельно опасен. В своей голове он нёс знание о Страже, о Рафаэле и его способностях, о Михаиле и его оружии, о Судье. О наших стратегиях. Наше происхождение. Наши слабости. А Мазикин, который теперь управлял им, был одним из самых злобных и властных существ на свете. Такое сочетание будет невозможно остановить.
А тем временем душа Малачи находилась во власти этих существ, навеки заперта в месте огня и смерти. Прерывистый, яростный крик, вырвавшийся из моего горла, испугал Джури, и он поднял голову, ослабив свою защиту ровно настолько, насколько это было возможно. Я дёрнула бедрами вверх и сбросила его с себя, затем вскочила на ноги и бросилась через комнату.
— Джим! Генри! — взвизгнула я.
Джури ударил меня, как товарный поезд, расплющив о стену.
— Не будь такой, Лила. Разве ты не хочешь узнать животную сторону Малачи? Я могу тебе показать.
— Слезь с меня! — закричала я, снова вонзая локоть ему в живот.
Он фыркнул и сделал несколько ленивых шагов назад, но затем схватил меня за запястье, развернул и прижал к стене своего тела.
— Ему всегда нравилось драться с тобой, и я понимаю почему. Это довольно… возбуждает.