Вообще о сержантах надо поговорить отдельно. Первое впечатление о людях такого рода всегда обманчиво. Сначала тебе почему-то кажется, что перед тобой абсолютно безмозглое, вечно орущее, лишенное инстинкта самосохранения существо, которое только и стремится, чтобы твой мозг взорвался от логически несовместимой информации из его рта. Но, со временем, ты понимаешь, что сержантские нашивки действительно получают люди харизматичные, неординарные и, главное, преданные своему делу. Именно таким был наш сержант Салли. Свои мысли он излагал четко, уставным языком с примесью специфического армейского юмора и всегда громко. Он появился перед строем внезапно, как ураган, казалось, что ниоткуда, и быстро ввел нас в курс дела. Довольно кратко и в ярких тонах он описал глубину нашего ничтожества и ущербности в его глазах и тут же пообещал все исправить и даже нарисовал радужную перспективу для тех, кто останется жив и не уползет из Академии на оставшихся конечностях. По окончании инструктажа он приказал всем подстричься наголо и стереть с наших рож ухмылочки, так как это не к лицу будущим воинам.
Уже вечером этого же дня моя лысая, как бильярдный шар, голова заняла свое место в строю сто двадцать второй учебной группы двенадцатого дивизиона. Начался учебный процесс и моя служба. Если говорить об армии на Глотии, то это именно тот случай, когда нельзя описать явление кратко, в силу того, что краткое описание — удел вещей обладающих сутью. В нашей армии суть отсутствовала. Лозунг «Защищай Отечество!» был настолько чужд доблестным Вооруженным Силам Глотии, что все попытки офицера по этике и политике, капитана Шрака привить нам хоть отдаленную любовь к родной планете наталкивались на всеобщее непонимание и откровенную неприязнь. Каждый день приносил нам сплошные курьезы и еще больше вопросов как к капитану, так и к себе лично. Надо было видеть лица кадетов, половина которых была родом с Пронин, когда Шрак до хрипоты доказывал, что пронианцы просто на генетическом уровне хотят поработить глотианцев и святая обязанность всех нас стереть Пронию с лица Галактики. Читая нам мораль на пронианском языке, капитан всячески его хаял, являя чудеса «изысканной» речи при попытке перейти на глотианский, чем вызывал судорожный смех коренных жителей. Особенно удручал «Час верности», эдакие еженедельные сборы подразделений, где высший командный состав рассказывал о новых достижениях Тварей в борьбе за наше благополучие. Теперь только я начал понимать, почему армию с недавних пор начали называть элитарной. Если бы существовал конкурс профессионального подхалимажа перед Тварями, то наше командование сидело бы в жюри.
А в целом учеба мне была интересна. Изучение устройства звездолетов и навигации поглотило меня целиком, и я старательно осваивал военное дело. У Торна тоже все шло хорошо, наше прошение учиться с ним в одной группе было удовлетворено, и мы были счастливы. Академия имела шикарную учебно-тренировочную базу, библиотеки, летные тренажеры, свой развлекательный комплекс. Наша жизнь стала в корне отличной от прежней. Я приобрел много друзей, и у каждого было свое мнение по любому вопросу. Раньше я никогда не сталкивался с таким разнообразием толкований одних и тех же предметов и явлений. Отец оказался прав, ни одной Твари в Академии не училось. Здесь они просто бы не выжили. Для себя я открыл много нового и удивительного. Первое что бросилось в глаза — это огромная разница между тем, что говорят и что делают. На первый взгляд все окружающие меня люди делали одно общее дело — служили Планете и укрепляли ее обороноспособность. Но оказалось, что тут у каждого свои собственные цели. Я даже ради смеха как-то сказал, что мечтаю отдать жизнь ради победы. Все, включая офицеров, посмотрели на меня с сочувствием и никто даже не улыбнулся. Лишь капитан Шрак призвал брать с меня пример, как с настоящего патриота. Вот тут все ржали до слез.
Ко второму курсу от моего наивного патриотизма не осталось и следа, я стал реалистом и лишь изредка позволял себе мысль, что от меня что-то зависит, и я просто обязан это осуществить. Хотя такая глупость развеивалась быстро, стоило Салли произнести мою фамилию при назначении наряда или патруля. С местным населением мы нашли общий язык довольно быстро, у них была выпивка, а у нас деньги. Ничто так не объединяет людей по разные стороны баррикады, как общая выгода. Эта местность, как оказалось, мало чем отличалась от той, где я вырос, та же неразбериха в управлении, откровенно идиотские правила и законы, почти вездесущая бедность и, на радость кадетам, полное отсутствие скромности у местных красоток. Единственное отличие аборигенов этого сектора состояло в том, что здесь ни у кого не было рабов, город населяли только свободные люди. На мой вопрос, а кто же занимается грязной и непрестижной работой, мне ответили, что таковой у них нет и любой труд считается почетным. Странные, на мой взгляд, воззрения на жизненный уклад объяснялись тем, что большинство населения составляли адепты учения, а по сути — секты «Равенство». Она считается нелегальной и официально закрытой еще сто пятьдесят лет назад, но к моему удивлению сектанты не только не скрывают своей принадлежности, но и открыто исповедуют свои взгляды. Как же я был шокирован, узнав, что и офицерский состав подвержен крамольному влиянию. Разумеется, капитан Шрак к их числу не относился и всячески нас предупреждал не связываться с местными, дабы не растлить свой боевой дух и, упаси Бог, чтобы о таких случаях узнали Твари, тогда все, всем конец и всеобщий Армагеддон. К счастью, ко второму курсу у нас с Торном выработался иммунитет на запреты всяческого рода, и мы преспокойно делали все, что запрещено, с особым наслаждением.