Космос был прекрасен, но ничто не могло сравниться с великолепием родного Асгарда. Порой блуждающий в бескрайних чёрных просторах вселенной корабль наводил тоску — Тор надолго застывал у окна иллюминатора и смотрел вдаль, не понимая, как вообще опустился до такой жизни. Раньше он предпочитал путешествовать по мирам через Биврёст. Никаких космических кораблей, никаких членов экипажа и бесконечных стычек. При нём был только Мьёльнир, преданные асы и друзья, с которыми Тор прошёл не одно сражение.
Команда Стражей, конечно, была хороша. Тор забавлялся в спорах с Питером Квиллом, по душам болтал с Ракетой, которого упорно продолжал звать Кроликом, но вот найти общий язык с Мантис и Драксом так и не удалось. Они были слишком странными и неплохо ладили между собой, но Тор, когда пытался вступить с ними в разговор или пошутить, натыкался лишь на непонимание и настороженные взгляды.
Ракета убеждал не беспокоиться по пустякам и притаскивал пару бутылок пива. Космическое пиво, которое Ракета заботливо утаскивал с каждой посещаемой ими планетки, порой приходилось Тору по вкусу, но порой заставляло тосковать по мидгардскому. Это наводило на мысли, что он стал слишком часто по чему-то тосковать. Даже в Новом Асгарде, когда он только и занимался тем, что беспросветно пил и играл в видеоигры, тоска практически не настигала его. Возможно, дело заключалось в нескончаемом запасе пива, которое можно было пополнить в любой момент. На космическом корабле с этим иногда возникали проблемы, и приходилось медленно трезветь.
Ходить трезвым Тор крайне не любил. В такие моменты он начинал злиться, потому что возвращались непрошеные воспоминания, а так как во время перелётов на корабле редко можно было чем-нибудь себя занять, это случалось часто.
Ссоры с Квиллом помогали. Он срывался на нём из-за любой мелочи, а тот отвечал по достоинству, заводясь с пол-оборота. Поначалу Ракета пытался их разнимать, но потом плюнул и стал только наблюдать. Иногда даже притаскивал пакетик чипсов или сухариков, садился на стул, закидывал ноги на стол и с отвратительно громким хрустом принимался наблюдать за ними. Несколько раз они действительно сцеплялись не только на словах, но и на кулаках. Потом Тору было стыдно. Разве раньше он опускался до выяснения отношений в драке? Нет.
Космос однозначно портил его ещё больше, хотя, казалось бы, больше уже некуда.
Тор, сын Одина и достойный наследник престола, остался только в тех самых непрошеных воспоминаниях.
Новый Асгард он практически не вспоминал. Если Асгард и прокрадывался в его думы, то тот, который уничтожил Сурт. Иногда Тор ловил себя на мысли, что до сих пор считает свой родной мир ныне существующим. Он никогда не признавался вслух, но отдать правление Новым Асгардом под крыло Валькирии оказалось легче лёгкого. Маленькое поселение на Земле было чуждо Тору, а пять лет, которые он провёл, заливая собственное горе, не породили в нём тёплых чувств.
Несколько раз Ракета предпринимал попытку обсуждать с ним случившееся. Он нагло присоединялся к Тору в моменты одиночества и сходу заваливал вопросами:
— Нет, друг, я не понимаю, как ты мог отдать своё царство какой-то дамочке на крылатом коне? Не спорю, с мечом и с конём она справляется превосходно, но какой из неё правитель? Ты же сам говорил, что она раньше пила не хуже тебя нынешнего!
Тор искоса смотрел на Ракету и улыбался, а потом принимался неуклюже объяснять:
— Эта дамочка — Валькирия.
— И чё?
— Ты знаешь, кто такие валькирии?
— Дамочки на крылатых конях?
— Не дамочки, а женщины, — вздыхал Тор, прикладываясь к бутылке. — Девы. Прекрасные воительницы. Когда-то их было много, а потом… — он снова вздыхал и отмахивался. — В общем, не важно. Она многое пережила, многое повидала. И была вместе с асами все пять лет, пока я…
— Пока ты бухал.
— Очень много пил, — снова исправлял его Тор.
— И резался в видеоигры со своим каменным другом! Как там его?..
— Корг.
— Да, Корг, — Ракета принимался активно жестикулировать. — Интересно, а задница у него тоже такая же каменная? Как он сидит на ней вообще? Жёстко! Неудобно! Кошмар!..
В нетрезвом состоянии Тор не поспевал за темпом разговоров, заданным Ракетой, поэтому смеялся чисто по инерции, не всегда понимая смысл услышанного. Когда Ракета уходил и он снова оставался в одиночестве, приходилось медленно возвращаться к тому, на чём его прервали.
То, что было ему дорого, рассыпалось вместе с Мьёльниром. Вместе с восставшим Суртуром. Вместе с отцом, отжившим слишком долгий срок для аса. Вместе с Локи, тело которого, наверное, до сих пор осталось где-то на просторах бескрайнего космоса.
От последней мысли Тора всегда пробирала дрожь. Именно Локи был частым гостем в его беспокойных снах. Порой он не различал границу между явью и реальностью, просыпался во сне от стука в маленькой каюте, в которой находился на самом деле. Чаще всего гостем и был Локи. Иногда Тор открывал дверь сам, иногда Локи не дожидался приглашения и своевольно переступал порог без приглашения. Иногда он выглядел таким, каким его и запомнил Тор: с искренней улыбкой, вернувшейся к нему после Сакаара и восстановленного хрупкого взаимопонимания, но в асгардских одеждах, ткань которых была плотной, но мягкой.
Здесь, в Мидгарде, Тор слышал, что мёртвые во снах никогда не поворачиваются лицом. В его же снах Локи никогда не отворачивался. Он прекрасно мог рассмотреть каждую морщинку на лице, когда тот улыбался, заметить блеск в бледно-зелёных глазах, когда на них попадал свет, огладить взглядом острые скулы, постоянно прятавшиеся под завивающимися чёрными волосами. Единственное, чего Локи никогда не делал — не говорил. Он приходил молчаливым гостем, а Тор, абсолютно сбитый с толку, пытался его о чём-то спрашивать невпопад. Брат улыбался, иногда отводил взгляд, но ничего не отвечал.
Где-то в подсознании Тора роилось понимание, что этого просто не может быть на самом деле. Во сне он не всегда помнил о смерти Локи. Только одно: его рядом быть не должно. Но каждое его появление приносило в сердце радость, смешанную с глухой болью.
Если Тор впускал Локи сам, то долго стоял около двери и разглядывал его. Если Локи входил первым, Тор спустя несколько долгих мгновений поднимался с постели, подскакивал к нему и принимался гладить по рукам, плечам, лицу и волосам, стараясь убедиться в его реальности. Всё было так, как и должно, за исключением одного: его кожа оставалась ледяной. Когда Тор добирался до ладоней и крепко сжимал их, успевал поразиться тому, какие они холодные. Обычно именно после этого удавалось вспомнить, что Локи мёртв.
Это осознание поднимало внутри волну ужаса, после которой Тор обычно просыпался в холодном поту. Но даже такие кошмары, оставляющие наутро липкое чувство страха, приносили маленькую радость: видеть брата хотя бы во сне было лучше, чем не видеть совсем. Удивительно, что Локи, при всей его изворотливой и скользкой натуре при жизни, во сне никак над ним не издевался, не подшучивал и даже не пугал. Тор был ему за это благодарен и успокаивался мыслью, что Локи знает, как он по нему до сих пор скучает, поэтому не вредничает.
После одного из таких кошмаров Тора разбудил Ракета, выплеснув на него стакан ледяной воды. Тор подскочил как ужаленный, вскинув руки, а на пальцах заискрились молнии.
— Эй-эй, полегче! — Ракета тут же соскочил с кровати и метнулся в угол. — Не желаю быть зажаренным!
Придя в чувство, он лишь вздохнул.
— А, это всего лишь ты, Кролик.
— Кому бы ещё потребовалось будить тебя, когда ты орал так, словно тебя режут? Моя каюта рядом с твоей — ты мне спать не даёшь!
Тор, сжав в кулаках одеяло, упрямо смотрел в одну точку перед собой.
— Ты в порядке? — убедившись, что никакой опасности больше нет, Ракета осторожно подошёл обратно.
— Кошмар приснился.
— Оно и понятно. Опять то же самое?
Тор кивнул и зачем-то вслух добавил:
— Локи.
Сделав ещё шаг, Ракета запрыгнул к нему на постель и поскрёб когтем в затылке.
— Слушай… понимаю, брат — это для тебя святое и всё такое, но прошло уже восемь лет. Пять лет ты прятался в домишке в своём Новом Асгарде. Потом, когда ты пожелал присоединиться к нам и отправиться в космос после второй победы над Таносом, я думал, ты оправился. Но вот мы уже три года как летаем, а твой Локи до сих пор тебе снится. Ненормально как-то. Ты всегда был на нём так помешан?