Никто и никогда.
Ни один еще следователь не напал на хотя бы ничтожный след его деятельности.
Убийца еще раз глянул в зеркало, сглотнул слюну.
— Псякрев! — Это было его самое грязное ругательство.
Никто и никогда.
Кроме одного офицера. Человека, которого там просто не должно быть. Восприимчивого, интеллигентного, обладающего буквально невероятным чувством наблюдательности. Делающего рациональные выводы после мгновений задумчивости, возможно, даже своих мечтаний. Этот тип был полубогом. Кем-то, кого в полиции попросту не должно было существовать. Впечатлительный интеллигент, собранный, скрупулезный, с искрой гения, с мозгом, отрегулированным лучше, чем швейцарские часы. Тип со складом ума ребенка, упрямый до невозможности, не знающий каких-либо границ, для которого Богом была только логика. Безумец, грубиян, влюбленный в самого себя интеллектуал, совершеннейший псих. Некомпетентный в простых делах, ленивый, пьющий водку, чтобы залить свои печали. Не конвенциональный нонконформист, видящий вещи, о которых другие люди могут лишь мечтать, чтобы их хотя бы увидеть. Мечтатель, придурок, с головой где-то на орбите Марса, и с ногами, торчащими в аду. Как такой белый гриб укрылся в полиции, где основным заданием было лишь послушно вилять хвостом перед столом начальства? Как так случилось, что тип, не способный даже рубашку себе постирать, вычислил… Вычислил его?
Убийца начал натаскивать воняющее кошачьей мочой тряпье. Затем взялся за ужин, но сначала налил себе в рюмку паршивой водки, чтобы хоть что-то проглотить. На кресле перед столом он расстелил пленку, чтобы кожа на обивке не пропиталась запахом ссак. Эту ночь он проведет без сна. Что поделаешь. Убийца любил старые фильмы, поэтому поставил для себя «Рио Браво», а на потом приготовил «В самый полдень».
Завтра тоже произойдет поединок, дуэль. Между ним и этим хреновым, совершенно трахнутым гением из полиции.
Сташевский был единственным офицером полиции, который сумел его разработать. Но ведь проблемы как раз и нужны для того, чтобы их решать.
Уже завтра.
Сейчас уже Сташевский делал это исключительно для себя. Он знал, что вероятнее всего, завтра он умрет. Все потеряет смысл. Зачем тогда стараться? Только ради чести, для себя и Польши. Ведь не ради же той тучи баб, которые его окружали. Мариола поначалу сражалась с его бывшими и потенциальными любовницами. Это она отвечала на телефонные звонки, гасила скандалы, перебранивалась, убивала надежды. Потом на все плюнула. Когда они поссорились, то из вредности показал ей две последние эс-эм-эски: «Это уже второй телефонный звонок от Тебя? Мы знакомы? Представься, пожалуйста, а я отблагодарю тебя тем же самым». «Прошу прощения, это, случаем, не ошибка? Если на самом деле знаешь меня или… Дай ответ, прошу».
Он не имел ни малейшего понятия, какая баба это написала. Точно не помнил, но в последний раз дал номер своего телефона двум девицам на концерте в клубе «Филей», когда подошел к бару выпить сока. Легенда его молодости как раз кончала с собой на сцене, и Славеку не хотелось на это глядеть. Ему было скучно, откуда-то подползла грусть. Он и не собирался снимать эту парочку, заговорил только так, из спортивного интереса. Чтобы хоть что-то происходило. Он видел, как бармена наливала кому-то водку, отмеряя количество грязной рюмкой, из которой только что пил кто-то другой. Перед тем он встретил Мачека с телевидения, поболтали ни о чем. Сташевский возвратился в концертный зал, где стоящая на сцене легенда как раз глядела на часы, чтобы увидеть, сколько еще времени осталось до завершения барщины. Сташевский не любил шумных мест, никаких дискотек и клубов, где уши вылетают вместе с мозгами. Его сильным местом были разговоры. А какая-то из этих двух явно соединила надежды с типом, который мог сказать чуточку больше, чем только «вау, джаззи, круто и ууупс». Он даже не имел понятия, как звали этих девиц. И только делал вид, что записывает номера их телефонов.