– А почему сейчас артиллерии не было?
– А кто его знает. Может, не подошла, а может, не разведали. – Матвей снова высунулся, оглядел поле и опять спрятался в водомоину. – Одного не пойму, комбат наш вроде толковый мужик был, из-под бомбёжки увёл, а тут какого-то дьявола напрямую…
Петька подумал, что это можно будет узнать потом, и вдруг понял: спрашивать не у кого. А тем временем Матвей схватил Петра за руку.
– Смотри!..
Петька осторожно высунулся и увидел, что на поле, тарахтя мотором, выезжает немецкий мотоцикл, из коляски которого торчит ствол пулемёта.
– Сейчас наших добивать будут, – предположил Матвей, но ошибся. Мотоцикл остановился, и слезший с заднего сиденья немец закричал:
– Руссише зольдатен!.. Стафайтесь!.. Будет еда!.. Нихт война!..
– Слышь, сдаваться предлагают… – тронул Матвея за рукав Петька.
– Ты что, пойдёшь? – Матвей покосился на него.
– Я, нет! – Пётр энергично замотал головой.
– А эти вон, да… – и Матвей показал рукой на опушку. – Глянь…
Пётр послушно выглянул и увидел, что почти совсем рядом с остановившимся мотоциклом встают безоружные красноармейцы и, высоко подняв руки в знак того, что сдаются в плен, торопливо бегут к опушке, где уже появились немецкие солдаты.
– Это что, наши сдаются? – удивлённо спросил Пётр, плотнее вжимаясь в водомоину.
– Нет, турки, – фыркнул Матвей и добавил: – Жить захочешь, сдашься.
Тем временем немец у мотоцикла сложил руки рупором и закричал ещё пронзительнее:
– Руссише зольдатен, стафайтесь!!
И тут произошло неожиданное. Кто-то из красноармейцев, Пётр не смог разглядеть кто, внезапно вскочил и, петляя как заяц, бросился бежать к леску, где они укрывались перед атакой. Немец мгновенно перестал кричать, рыльце пулемёта дрогнуло, и короткая очередь ударила по красноармейцу. Боец на бегу словно споткнулся, сделал ещё пару шагов и, схватившись руками за грудь, рухнул на землю.
– Убили… – ахнул Пётр.
– А ты как думал? – Матвей выругался и передёрнул затвор винтовки. – Ну, я им, гадам, сейчас…
Он тщательно прицелился и нажал спуск. Одинокий выстрел сухо треснул над полем, и мгновенно от пули, угодившей прямо в бензобак, немецкий мотоцикл превратился в огненно-дымный клубок. Немцы, сидевшие в коляске и на сиденье, полетели в разные стороны, а тот, что стоял рядом, облитый горящим бензином, принялся с воплями кататься по земле, стараясь сбить пламя.
Пётр увидел, как сразу после этого меткого выстрела в разных местах поля стали вскакивать уцелевшие красноармейцы и сломя голову мчаться назад, к своим позициям. Пётр тоже выскочил из водомоины и, схватив свою винтовку, крикнул товарищу:
– Бежим!!
Матвей тут же поднялся и рявкнув:
– Петька, держись за мной! – пригибаясь, побежал по полю, почему-то ощутимо забирая в сторону.
Какое-то время немцы, ошарашенные внезапной гибелью мотоцикла, не стреляли, а когда опомнились, ударили очередями по бегущим. Но было поздно, отступившие успели скрыться в лесу. Благополучно сумели удрать и Пётька с Матвеем.
Оказавшись под спасительными деревьями и привалившись к стволам, они первым делом кое-как отдышались, а потом Пётр, признавая Матвея за старшего, спросил:
– И что дальше?
– Дальше? – Матвей привычно ругнулся. – К своим пойдём.
– А они как же? – Пётр сделал неопределённый жест, из которого можно было понять, что он имеет в виду тех, кто также скрылся в лесу.
– А где ты их искать будешь? – фыркнул Матвей и добавил: – Я, между прочим, ни одного командира не видел. Так что, пошли, боец!
С этими словами он взял винтовку «на ремень» и решительно зашагал вдоль опушки. Пётр, секундой позже сделал то же самое и, только теперь поняв, что товарищ уже по полю бежал в сторону дороги, заторопился следом.
Но долго идти дорогой им не пришлось. Позади возник всё усиливающийся звук моторов, и едва сообразившие, в чём дело, бойцы успели нырнуть в кусты, как почти сразу их догнала небольшая колонна немецких мотоциклистов, сопровождаемая лёгким танком.
Матвей проводил немцев глазами и присвистнул:
– Ну, Петька, дела! Теперь нам только лесом…
Товарищ Петра, видимо, и в лесу ориентировался неплохо, потому что, отыскав минут за десять тропку, идущую вроде бы в нужном направлении, скомандовал:
– Петька, ходу!
Дальше они уже не шли, а бежали резвой трусцой, на всякий случай держа заряженные винтовки в руке. Часа через два добрались до деревни, через которую проходили раньше, выходя на рубеж неудачной атаки. Увидев за одной из оград пожилую женщину, Матвей попросил:
– Мамаша, кусочка хлеба не найдётся?
– Пойди, пойди, принеси что-нибудь, – прогудел вышедший из сарая статный, ещё крепкий старик, видимо, хозяин, и криво усмехнулся: – Что, ребята, удираете?..
По-русски он говорил на удивление чисто, хотя белорусский выговор был слышен.
– Побежишь тут… От всего нашего батальона с гулькин нос осталось, – выругался Матвей.
– Бывает, война… – согласился старик и, повернувшись к дому, позвал: – Ты там скоро?
– Уже иду… – показавшись на крыльце, откликнулась женщина и, подойдя вплотную, подала через тын Матвею краюху хлеба, а Петру глечик молока. – Ешьте, солдатики, ешьте…
Благодарно поглядывая на хозяев, бойцы жадно ели хлеб и по очереди запивали его из крынки, оставляя по углам рта молочные усы. Они ещё не успели дожевать, как возле них с визгом затормозила неизвестно откуда вылетевшая на деревенскую улицу штабная «эмка».
Из неё не вылез, а выскочил генерал и, встав как вкопанный, уставился на топтавшихся у ограды красноармейцев.
– Молочком балуетесь?.. – с угрозой протянул генерал и вдруг рявкнул: – Ваша часть где?
– Где наша часть?.. Полегла часть, – сдавленно ответил Матвей и по тому, как мелко задрожали его пальцы, державшие опустевший глечик, было ясно, что бойца охватила ярость. – Так что теперь, кто жив, как и мы, лесом к своим пробирается, потому как дорогами немец на мотоциклах и танках прёт.
– Что, впереди наших совсем нет? – растерянно спросил генерал.
– Отчего? – пожал плечами Матвей, – В лесу, может, кто и есть, а мотоциклы на дороге мы сами видели.
Неожиданно генерал затоптался на месте, поспешно влез в «эмку», и легковушка, круто развернувшись, умчалась обратно. Старик взял у Матвея глечик, покрутил его в руках и вдруг с неожиданной злостью сказал:
– Ты посмотри, енерал!.. Видать из тех, что до двадцати годов быкам хвосты вертел… Ишь на моторе ездиет. Немца ему подавай. А у самого солдаты голодные по лесу бродят, а где его войско, он и не знает…
Матвей посмотрел вслед легковушке и усмехнулся:
– Ты чего-то, отец, на генералов злой…
– Да какой он в чертях генерал! Помню в пятом годе матросы взбунтовались, так ихние верховоды сразу офицерские кителя вздели и командовать полезли. Накомандовали… – и старик, выругавшись по-солдатски, плюнул через ограду…
Бессильно опустив голову, до предела вымотанный полковник сидел в косо, наспех поставленной штабной палатке и тупо смотрел на никуда не подвешенный, а так и оставленный у входа фонарь «Летучая мышь», высвечивавший возле себя жёлтый земляной круг.
Снаружи доносилось, как полковой адъютант громко кроет матом какого-то шофёра, который никак не мог найти кусок провода, чтобы подать ток от аккумулятора к переносной лампе, пока бесполезно болтавшейся под провисшим брезентом.
«Эмка» командира, где был специальный кабель, осталась догорать у лесного кордона, когда на марше колонну перехватили «юнкерсы», и перед глазами полковника всё ещё стояла та жуткая бомбардировка, поставившая жирный крест на сроках выполнения приказа.
Нужный провод был наконец найден, и яркий свет электрической лампочки, запитанной от аккумулятора полуторки, осветил убогую обстановку. Дело в том, что ещё утром первое прямое попадание авиабомбы было как раз в штабной автобус, и теперь полковому адъютанту, взявшему на себя обязанности погибшего коменданта, приходилось импровизировать.