Костин взгляд вдруг натолкнулся на черный прямоугольник распахнутого окна на соседней стороне улицы… Костя не помнил, как добежал до спасительного проема, а когда очутился под ним, изо всех сил подпрыгнул и вцепился руками в нижнюю часть рамы… Отчаянно царапнув ботинками по стене, Соловец ловко перекинулся внутрь и упал на стоящую подле окна кровать. Упал и, мерно колыхаясь на растревоженных пружинах, стал ждать.
Когда скрип пружин затих, а удары сердца перестали бить в уши, Костя услышал улицу: она вся грохотала под сотнями бегущих ног. В голове же звенело: «Дурак, дурак!.. Надо было в часть возвращаться, а не геройствовать понапрасну».
Внезапно с другого конца улицы, куда он стремился еще несколько минут назад, донесся чей-то отчаянный крик: «Вперед, за Родину!» И вслед за этим подхваченное сотнями глоток и многократно отраженное от стен «а-а-а» покатилось в сторону моряка. Протрещали и словно захлебнулись автоматы, хлопнуло несколько одиночных выстрелов, и вцепившийся в матрац Костя услышал, как прямо под окном завязалась яростная рукопашная схватка. В полушаге от Соловца дрались насмерть те, кому он так стремился помочь, но воли оторвать от матраца руки уже не было.
«Трус! Зачем же ты в армию пошел? Сидел бы дома, быкам хвосты крутил!.. Сопля ты, а не мужик! — грянул тут в ушах голос капитана Бульбоноса. — Не мужик…» Костя рывком вскочил с кровати и, нахлобучивая на взмокшую макушку слетевшую при падении бескозырку, заметил вдруг канделябр. Большой, чугунный, на три свечи он лежал в другом конце комнаты подле кривоногого письменного стола. С этим самым канделябром, сразу надежной тяжестью нагрузившим руку, Соловец взлетел на подоконник и глянул наконец вниз — туда, где смешались в яростной драке немцы и наши бойцы — пограничники, судя по их зеленым фуражкам и петлицам. Дрались страшно: с хрустом, с выдавливанием глаз и разрыванием ртов. От этого зрелища Соловцу снова стало не по себе.
Так бы и стоял он, скрючившись, на подоконнике — маленький, похожий на подростка морячок, — не в силах уже ни спрятаться, ни прыгнуть вниз, как внезапно его блуждающий над схваткой взгляд натолкнулся на одного из пограничников. Последний яростно изгибался и сучил ногами в испачканных известкой сапогах под огромным немцем, душившим его своим автоматом. Фуражка с зеленым верхом откатилась в сторону, и Костя увидел покрасневший от напряжения лоб, ежик смоляных волос и побелевшие в костяшках тонкие пальцы рук, мертвой хваткой вцепившиеся в автомат врага… «Сейчас его задушат!» — каким-то непонятным звериным чутьем, что всегда проявляется у человека в критической ситуации, вдруг понял Костя и сразу же позабыл о всех своих страхах. С отчаянным криком «полундра!», не видя более ничего, кроме каски со свастикой и туго обтянутой серой тканью спины с темным клином пота промеж лопаток, морячок сиганул вниз. Он приземлился, куда и целил — прямо на автоматчика — и, не дав тому опомниться, с размаху обрушил на его голову чугунный канделябр.
В этот самый момент немцы не выдержали, захлебнулись русской яростью и побежали прочь, бросая оружие и что-то громко и отчаянно крича…
11
Из глаз Маши текли слезы, но она не чувствовала их. На душе было пусто, словно вырвали, выскребли из нее все светлое и оставили лишь тоску и боль.
Маша без сил опустилась на крыльцо и, кутаясь в пуховый платок, который в момент обыска только и успела набросить на плечи поверх ночной рубашки, некоторое время неотрывно смотрела на темнеющий за селом лес. Где-то там, в его наполненных мраком глубинах, бежала к Бресту дорога. По ней сейчас все дальше и дальше увозили Сергея угрюмые люди в фуражках с красными околышами.
Вой Каррубо вывел Машу из оцепенения.
— Ну что ты воешь? Сейчас всех соседей перебудишь! — сказала она ему с укоризной, хотя знала наверняка: соседи не спят и назавтра даже глухой пастух Сашка будет знать об аресте мужа.
В дом возвращаться не хотелось: там все сейчас казалось ей оскверненным чужими руками. Маша спустила с цепи пса и снова вернулась на крыльцо. Благодарный Каррубо, виляя тощим хвостом, затрусил следом. Лизнув руку хозяйке, он тяжело плюхнулся около ее ног и со вздохом опустил на лапы свою большую остроухую голову.