Когда Брестский открыл глаза, в лесу еще было темно. Крутицын сидел неподалеку на поваленном дереве и, глядясь в маленькое зеркальце, брился.
— Ну, вы, Сергей Евграфович, ну… — поразился Дима, зябко поежившись, и потер свои колючие щеки.
А счетовод тем временем умылся водой из фляжки и с невозмутимым видом стал заклеивать клочками газеты небольшие порезы.
После скромного завтрака решились наконец выйти на пустынную дорогу, бегущую в сторону Барановичей меж бескрайных колхозных полей. Вдоль дороги чернели остовы сгоревших или просто брошенных машин, валялись раскрытые чемоданы, вещи. Попадались и убитые…
Угнетенные этим зрелищем путники не сразу заметили идущую им навстречу большую колонну военнопленных в сопровождении немецких автоматчиков. Бежать было уже поздно.
— Иди спокойно. Мы с тобой — мирные граждане. Только в глаза конвоирам старайся не смотреть, — быстро сказал Крутицын и потрогал верхнюю губу.
Поравнявшись с колонной, товарищи сошли на обочину. Один из немцев с закатанными до локтей рукавами вдруг обратил внимание на Диму. Конвоир кивком подозвал к себе Брестского, и когда тот подскочил, сунул руку в его оттопыривающийся карман. Голубые глаза солдата радостно заблестели, когда он извлек оттуда пистолет.
— Зольдат, комьюнист? — спросил немец, грозно сдвигая пшеничные брови, и ткнул пистолетом в подбородок Брестского.
— Нет, что вы, нет!.. Упаси Бог!.. — растерянно залепетал Дима, и видно было, как мертвенная бледность проступила сквозь его загар и суточную щетину.
Но немец уже не слушал. Сунув пистолет за поясной ремень, он подтолкнул несчастного дулом своего автомата к колонне и повернулся в сторону Крутицына. Тут счетовод отчебучил такое, что Дима от него вовсе не ожидал.
Сергей Евграфович вдруг рухнул на колени и стал кланяться проходящим мимо немцам. Те весело заржали, показывая пальцами на странного русского.
— Отец, встань не позорься! — крикнул ему кто-то из пленных.
— Сволочь! — как пощечиной, залепил другой.
Но Крутицын, казалось, не слышал этих слов, не замечал взглядов, продолжая раболепно кланяться проходящим мимо немецким солдатам. Никто не видел его глаз, а если бы случайно заглянул в них, то с ужасом отшатнулся: столько в них было в этот момент ненависти.
Брестский пару раз пытался обернуться на Крутицына, неосознанно ища защиты, но сильный тычок автоматным дулом в спину заставил его влиться в колонну и покорно шагать с другими пленными все дальше от бухающегося в придорожную пыль счетовода. Димино лицо выражало полнейшую растерянность.
— Это ошибка, это какая-то ошибка… — проговорил он наконец.
— Эх, мила-ай, все мы здесь по ошибке, — хрипло и как обреченно отозвался идущий рядом солдат с черным от копоти лицом и неопределенного вследствие этого возраста.
Выходка Крутицына позабавила немцев, и они его не тронули. Когда хвост колонны скрылся из глаз, счетовод поднялся с колен и, ссутулившись, затрусил ей вслед, держась обочины и лихорадочно соображая, как выручить из беды товарища.
Через пару километров пустынную до того дорогу словно прорвало. Навстречу колонне стали то и дело попадаться спешащие на восток мотоциклетки, грузовики, полные веселых и кажущихся одинаковыми, как заготовки, солдат, танки… Конвоиры криками и выстрелами сгоняли пленных на обочину, а Крутицын, если удавалось, прятался за какую-нибудь разбитую машину или просто бросался ничком в придорожную канаву, притворяясь мертвым.
Бывший поручик рассчитывал, что красноармейцев поведут через лес. Там он смог бы, убив нескольких автоматчиков, спровоцировать панику среди немцев и дать возможность пленным скрыться в чаще. Крутицын, будучи отличным стрелком, даже не сомневался, что успеет завалить как минимум двух. Он прекрасно сознавал всю рискованность своего замысла, не дававшего к тому же никакой гарантии спасения именно Хохлатова, но выбора у счетовода не было.
Тем временем конвоиры, не дойдя до леса нескольких сот метров, неожиданно для Крутицына повернули красноармейцев прямо в поле. Ему ничего не оставалось, как, добежав до опушки, пробираться под прикрытием кустов и деревьев за колонной. Вскоре они достигли конечного пункта следования: большого, огороженного колючей проволокой участка. Имелись даже ворота. Рядом под присмотром автоматчиков с собаками строили вышки и барак для охраны какие-то гражданские — видимо, согнанные с окрестных сел местные жители. «Быстро немцы подсуетились, — горько усмехнулся Крутицын. — Одно слово — Европа». Пленных завели внутрь ограждения и закрыли ворота…