«С самого момента, что я приехал сюда, я без гроша, — пишет он жене, — но все это пустяки по сравнению с мыслью, что ты там одна, без денег…» И в другом письме в начале следующего, 1878 года: «Меня поливают грязью в газетах…»
Эти мучительные месяцы в Вашингтоне положили начало душевной надломленности Гарта, омрачившей последующие годы его жизни. «Счастливый Брет Гарт, довольный Брет Гарт, честолюбивый Брет Гарт, веселый и хохочущий Брет Гарт, для которого жизнь была огромным, безмерным наслаждением» (слова Твена), уступает место сдержанному, постоянно замкнутому человеку, исполненному тщательно скрываемых забот и тревог.
Оставшиеся друзья помогли Гарту в его хлопотах; речь шла о получении должности за границей. Интересно отменить, что в какой-то момент обсуждался вопрос о назначении Гарта на должность секретаря американского посольства в Петербурге. Он сам отверг это предложение, так как был слишком нищ для такого поста. В конце концов ему предложили место консула, точнее, коммерческого агента, в захолустном немецком городке Крефельде с жалованьем в 2 500 долларов в год. Это было меньше, чем Брет Гарт получал, служа в Монетном дворе в Сан-Франциско до того, как стал «великим американским писателем». Но сейчас это казалось спасением. «Конечно, у меня хватило осторожности скрыть свою радость, — писал он жене, сообщая об аудиенции в Государственном департаменте, — но ты легко можешь представить, что после всех наших бед это было форменное видение рая». В последний момент поступил донос, что Гарт, как человек, обремененный долгами и склонный к беспорядочной жизни, недостоин государственного поста. Гарт отбился, представив справки о безупречной службе в Сан-Франциско. В июне 1878 года, больной и усталый, он уехал в Европу, к месту службы. Больше на родину он не вернулся.
Анализируя творчество Гарта в эти тяжелые для него годы — во второй американский период, — важно указать, что наряду с творческими неудачами у него имеются и серьезные достижения, по сей день игнорируемые американской буржуазной критикой. И в «Гэбриеле Конрое» и в «Истории одного рудника» Брет Гарт видит американскую социальную действительность шире и глубже, чем в начале своего пути.
Антикапиталистическую направленность у Гарта можно проследить с самого начала его творчества, причем не только в общем направлении его моральных интересов, но и в конкретных социальных мотивах, почерпнутых из окружающей жизни. Уже в очерке-притче «Черт и маклер», напечатанном в 1864 году в «Калифорниене», молодой Брет Гарт высмеял азарт капиталистической наживы. Он достаточно трезв, чтобы видеть зарождение и формирование осуждаемых им социальных явлений еще в недрах симпатичной ему «старательской демократии». В остросатирическом «Человеке из Солано» Гарт показал «малого хищника» из Калифорнии, напористого, грубого, беззастенчивого, быстро вырастающего на востоке в сущую акулу, опасную даже для многоопытных нью-йоркских дельцов. В концовке рассказа автор-рассказчик как бы направляет острие критики против самого себя:
«— Скажите по совести, чем занимался этот ваш приятель в Калифорнии?
— Он был пастухом.
— Кем?
— Пастухом. Пас овец на медвяных лугах Солано.
— Ну, доложу я вам, черт бы побрал эти ваши калифорнийские пасторали!»
Гнилая Лощина в «Гэбриеле Конрое» написана без прикрас. Конечно, и здесь рядовые старатели остаются все теми же трудовыми людьми, ищущими золото, чтобы прокормиться; но весь поселок уже на откупе у сан-францисского банкира, ловит каждое его слово, добивается его милостей. Банк Питера Дамфи полностью контролирует Гнилую Лощину, причем не только экономически, но и во всех прочих сферах жизни и деятельности. Даже показанный в романе суд Линча, выдаваемый прессой Гнилой Лощины за «стихийное проявление народного гнева», свершается по приказу того же банкира, на специально ассигнованные им деньги.
В раннем цикле золотоискательских рассказов взгляд Гарта большей частью обращен в прошлое. Писатель был склонен к идеализации старательской Калифорнии. Социальным порокам и невзгодам настоящего он противопоставлял те времена, когда старательская вольница трудилась и бушевала в Ревущих Станах, не зная над собой ярма капитала. Усиление критического начала в «Гэбриеле Конрое» приводит к некоторому оттеснению уже традиционных для Гарта Героико-романтических мотивов. «Гэбриель Конрой» — роман без героя.
Сам Конрой, по имени которого назван роман, хотя он и стоит в самом центре развертывающихся драматических событий и, бесспорно, руководится во всех своих поступках добрыми побуждениями, — фигура не героическая. Он слишком прост, наивен в своей простоте, плохо ориентируется в истинном смысле происходящего. Гэбриель силен и мужествен; он может преодолеть разбушевавшийся горный поток и спасти человека, рискуя собственной жизнью, но бурному потоку жизни он противостоять не в силах и в конечном счете оказывается овцой среди волков, легкой добычей окружающих его хищников.